Увязнуть в паутине (ЛП)

— Прослушивая запись, в первый момент мы были потрясены, так как Теляк записал свой разговор с умершей два года назад дочкой. Материал был подвергнут фоноскопическому анализу, и выводы однозначны. Тем человеком, который стоял под дверью комнаты Теляка и изображал его покойную дочку, являетесь вы. Как вы можете это прокомментировать?

Квятковская вся сделалась серой.

— Это какая-то шутка, — выдавила она из себя. — Не верю…

Прокурор Теодор Шацкий почувствовал себя ужасно уставшим. Эта обманщица ему уже надоела.

— Видите ли, — сказал он намного громче, чем собирался. — Я представляю пани не свои гипотезы, но факты. А факты таковы, что после исключительно тяжкой для Хенрика Теляка терапевтической сессии пани изображает под дверью его покойную дочку, намекая на то, что он должен прийти к пани — то есть, к своей дочери — а через минуту Теляк записывает прощальное письмо жене и заглатывает упаковку снотворных таблеток! Так что не говорите, во что пани верит, а только, ради Бога, прокомментируйте эти факты. Пока я не подумаю, что пани решила воспользоваться вертелом, раз пани не удалось склонить Теляка к самоубийству, и, просто напросто, не посажу пани за решетку.

Он не блефовал. После обнаружения записи и подтверждения того, что это был голос Квятковской, гимназическая учительница стала главной подозреваемой. На всякий случай в ящике его письменного стола лежало подписанное Хорко постановление о предъявлении Квятковской обвинений. Он был готов официально сделать ее подозреваемой в следствии, тщательно обыскать ее квартиру, назначить ей полицейский надзор и направить на психиатрическую экспертизу. Только две вещи его удерживали: интуиция и опасение, что в суде пролетит под фанфары уже на первом заседании. Вместо доказательного материала Шацкий располагал лишь туманными уликами и дурацкими теориями на грани эзотерики.

Женщина вскочила с места и начала ходить кругами по кабинету.

— Должно быть, это кошмарный сон, — уговаривала она сама себя. — Это не может быть правдой, не может.

Остановилась и поглядела на Шацкого.

— Мне сложно поверить, что пан не лжет. Но я верю, ибо, в конце концов, какой для вас во всем этом смысл. Прошу запротоколировать, что я, полностью осознавая уголовную ответственность, или как там говорится, клянусь и подчеркиваю всеми силами, что не помню, чтобы я стояла под дверью Хенрика Теляка и изображала его дочку. Клянусь! Можете исследовать меня на детекторе лжи, направить на психиатрические исследования — я согласна на все.

«Если сейчас ты не спросишь, чего же такого ты говорила Теляку через двери, я обязательно представлю тебе обвинения», — подумал Шацкий и выдвинул ящик стола.

— Но прежде всего, — Квятковская нацелила палец в прокурора, — я требую, чтобы пан представил мне эту запись. Я хочу знать, в чем меня обвиняют.

Тот вынул из ящика стола диск и вставил в стоящую на подоконнике допотопную «селедку».[100] Запустил Квятковской «разговор с духом». Уже после первых слов пришлось прервать, так у женщины случился приступ истерии. Шацкий подал ей стакан воды, уложил на полу, сунул под голову свернутый пиджак, отправил сотрудников, которые пришли, обеспокоенные громким плачем, м при этом размышлял: можно ли столь замечательно притворяться. Минут через пятнадцать Квятковская заявила, что чувствует себя уже лучше, и что ей хотелось бы выслушать запись до конца.

Женщина побледнела, кулаки судорожно сжаты, но она уже не плакала.

— Так я вас слушаю, — сказал Шацкий после того, как выключил проигрыватель.

— Свой голос я узнаю, но мне кажется, что сейчас вот-вот кто-то выскочит из шкафа и крикнет «surprise!», а пан вручит мне букет цветов, который прячет под столом. Я не могу этого объяснить, не знаю, как такое возможно, единственное, что я помню от того вечера, что зубы чистила пальцем, потому что щетку забыла, а потом легла спать. Я понимаю, что пан может мне не верить, но все это самое странное, случившееся со мной за всю жизнь. я слышу собственные слова, которых никогда не произносила.

Шацкий записал и подал протокол женщине. Перед тем, как подписать, она дважды все прочиталаЮ очень внимательно.

— Я не представлю пани обвинения, хотя и мог бы, и никто ко мне не имел бы претензий, — сказал прокурор. — Только мне бы хотелось, чтобы пани знала, что на данном этапе следствия пани является — назовем это так — наиболее наблюдаемой. Поэтому прошу вас ни с кем об этом всем не говорить и не выезжать из Варшавы. Если у меня появится хотя бы малая тень подозрения, что вы затрудняете расследование, в тот же самый день вы очутитесь под замком. Это вам ясно?

За Ханной Квятковской еще не закрылась дверь прокуратуры, а Теодор Шацкий уже жалел о собственном решении. Вера в интуицию тебя погубит, констатировал он про себя. Нужно было ее посадить и посмотреть, что будет дальше.

3