Увязнуть в паутине

— Понимаю, но не принимаю.

— Тогда вы обязаны быть всемогущим, раз желаете становиться на пути смерти. Лично я чувствую в отношении ее покорность. Если пан лишает кого-либо права на смерть, то на самом деле вы отказываете в уважении к этой личности. Становиться на дороге смерти — это безрассудная уверенность в собственном величии.

Психотерапевт встал возле Шацкого возле балконного окна. По улице Гроецкой в сторону центра мчалась, врубив сирену, карета скорой помощи. Просверливающий все и вся звук становился все более настырным. Рудский закрыл окно, и в помещении воцарилась абсолютная тишина.

— Видите ли, все это берется из любви, — сказал он. — Кася покончила с собой, чтобы Теляку стало полегче, чтобы забрать с собой часть его вины. А вы говорите, что любой ценой необходимо встать на дороге смерти. Как можно не почтить столь прекрасный акт посвящения и любви? Необходимо принять дар этого ребенка. Иначе после смерти он чувствует себя отвергнутым. Любовь просто существует. У нее нет возможности оказывать на кого-либо влияния. Она бессильна. И она же настолько глубока, что вызывает боль. Глубокая связь и боль всегда связаны друг с другом.

— Все это красиво звучит, — ответил Шацкий. — Но только звучит. Мне трудно поверить, будто бы кто-то совершает самоубийство, поскольку его отец сбежал из дома. Человек отвечает за собственные поступки.

— Невозможно не быть не увязшим, нельзя не быть связанным, говорит Хеллингер.

— Можно быть свободным, говорю я.

Рудский засмеялся. Смех переродился в приступ кашля. Он снова сбежал в ванную, а когда вернулся, вытирая мокрое лицо полотенцем, сказал:

— А вот можно ли быть свободным от еды? В системе никто не свободен.

2

У него кошмарно разболелась голова. Шацкий сел в автомобиль, позволил Pink Floyd'ам тихонечко играть Hey You, и заглотал таблетку ибупрома. Опустил стекло и попытался упорядочить мысли. Теперь он понимал, почему никто из участников расстановки не показал на психотерапевта в ходе допросов. Все потому, что психотерапевт на самом деле был всего лишь наблюдателем, стоящим в безопасном месте, за пределами той бури чувств, что безумствовала под крестовым сводом маленького зальчика на Лазенковской.

Что произошло в ночь с субботы на воскресенье? Прокурор прекрасно представлял себе каждую из этих сцен. Погруженный в темноту зал, желтый свет натриевых ламп с улицы, тени колонн, передвигающихся по стенам, когда по улице проезжает автомобиль. Хенрик Теляк, пытаясь делать как можно меньше шума, украдкой выскальзывает из здания. Ему кажется, что его никто не видит, но это неправда.

Поскольку его видит Барбара Ярчик. Женщина, которая несколько часов назад потеряла сознание, не имея возможности вынести эмоций жены Теляка. Допустим, с неохотой подумал Шацкий, что Рудский прав. Что существует поле, которое позволяет в ходе семейной расстановки чувствовать эмоции чужих людей. И Ярчик почувствовала эмоции супруги Теляка. Ненависть, неприязнь, злость, боль, вызванную самоубийством ребенка. Страх от того, что второе дитя тоже вскоре покинет ее. Вот только Ярчик — в отличие от супруги Теляка — прекрасно понимала, что «виновник» — это Хенрик. Что это все из-за него — или же ради него — дочь покончила с собой, а сын заболел. Кто знает, возможно в голове Ярчик рождается мысль, что спасет своего «сына», убивая Теляка. Она хватает вертел, идет за Теляком. Тот слышит шаги, оборачивается, видит Барбару. Нет, он не боится, он лишь чувствует себя в дурацком положении из-за того, что придется объясняться. Ярчик наносит удар. «Это за моего ребенка», — говорит она, только Теляк этих слов уже не слышит.

Но, в таком случае, помнила бы Ярчик о том, чтобы вытереть отпечатки пальцев? Могла бы она столь хорошо лгать? И пошла бы сама открыть труп или, скорее, подождала, пока кто-то другой не сделает этого?

Сцена вторая. Теляк идет через зальчик. Он думает, что никто его не видит, но это неправда. Каим глядит на него, и который уже раз за этот день чувствует резкую боль в сердце. Поле действует. Каим думает о своей умершей сестре, о том, сколько еще жизни осталось ему самому. Он хочет остановить Теляка. Хочет завершить терапию, спасти «себя». Но Теляк не желает остаться. Каим настаивает. Теляк отказывается и направляется к выходу. Каим перебегает ему дорогу… наносит удар.

Как раз в его случае Шацкий был уверен, что Ким быстро пришел бы в себя, поубирал, стер отпечатки. И он мог бы убедительно лгать.