Увязнуть в паутине

— Дебилом из политического пула, присланным сюда лишь затем, чтобы прибавлять своим дружкам баллы в подсчетах общественного мнения.

— В том-то и оно. Только не говорите этого журналистам, если только не желаете закончить свои дни в отделе общей корреспонденции. И потому-то слишком активные коллеги с улицы Краковское Предместье… — она вновь дала знак Шацкому.

— Уже готовятся к смене караула, и на всякий пожарный желают стать более радикальными, бескомпромиссными и более крутыми чем-то яйцо, из которого родились Братья.[57]

— Ну, раз пан так замечательно все понимает, пан прокурор Шацкий, тогда зачем пан прибывает ко мне со всем этим скандалом? Я вам не враг. Просто я понимаю, что если сейчас, на какое-то время, мы не поддадимся и не подставим шею, то пойдем в отставку, а на наше место придут верные середняки. И вы считаете, будто так будет лучше для этого живописного местечка: Районной Прокуратуры для Варшавы-Средместье?

Шацкий закинул ногу на ногу, поправил стрелку на брюках и глубоко вздохнул.

— Сейчас я пани кое в чем признаюсь.

— Пикантности будут?

Шацкий даже не усмехнулся. Янина Хорко была последней женщиной планеты, с которой бы ему хотелось пофлиртовать.

— Неделю назад мне позвонил Буткус.

— Тот литовский гангстер?

— Лично. Первое заседание назначили через два месяца. Он сообщил, что претензий ко мне не имеет, и если бы я, к примеру, пожелал сменить цвет тесьмы на тоге с красного на зеленый,[58] то он готов заплатить двадцать тысяч за сам факт взятия дела в качестве защитника, по десять тысяч за каждое судебное заседание и дополнительные пятьдесят тысяч за оправдательный вердикт.

— А пан был бы в состоянии?

Хорко поудобнее устроилась в кресле и расстегнула пуговку блузки. Шацкий почувствовал, что покрывается потом. Неужели это происходит на самом деле.

— Естественно. Я вел следствие, пока его у меня не забрали знаментости с Краковского; и я помогал при написании обвинительного акта.

— Дело не в том. Был бы пан в состоянии так легко перейти на другую сторону баррикады?

Несколько мгновений Шацкий сидел, не говоря ни слова. Дурацкий вопрос. Да если бы мог, сделал бы это уже давно. Что удерживало его здесь, как не детская вера в шерифскую звезду? Ему платили официальную заработную плату — совершенно одинаково получал прокурор в центре Варшавы и каком-нибудь Пипидувке Глухом. Никаких дополнений. Официальный запрет приработков каким-либо образом, за исключением лекций, на которые и так необходимо было получить специальное разрешение — предполагая, будто бы кто-то ему такую редкость предложит. Ненормированное рабочее время, что на практике означало шестьдесят рабочих часов в неделю. К тому же ему приходилось ассистировать при вскрытии трупов и, не жалуясь, выполнять распоряжения своих различных начальников. В прокуратуре было больше начальства и руководителей, чем директоров на государственных предприятиях. Общество считало, будто бы прокурор — это тот гадкий тип, который выпускает бандитов, пойманных хорошей полицией. Возможно, и тот гадкий тип, который настолько облажался с бумажной работой, что суду пришлось бандита выпустить. Придурки с Вейской, в свою очередь, были уверены, что у прокуроров имеется своя частная армия, чтобы мучить политических противников. Что ни говори, работа охренительная, горько подумал Шацкий. Стоило так пахать в академии.

— У этой баррикады больше сторон, — сказал он, уходя от прямого ответа, так как ему не хотелось откровенничать с начальством.

— Естественно, пан прокурор. Вот так в душе и вижу, как вы сидите в юридической канцелярии и готовите письма с консультациями или же размышляете над тем, можно ли стащить с должника дополнительные проценты.

Хорко начала играться воротником блузки. Еще наклонится, и тогда просто будет вынужден заглянуть ей в декольте. А вот на это у него на самом деле не было охоты.

— Все мы обязаны платить по счетам, — пожал он плечами.

— Ну ладно, к делу. Так вы напишете этот обвинительный акт, пан прокурор? Может быть, найдем какой-то компромисс. Обвините их не в убийстве, а… в неоказании помощи. Все-таки что-то. Посмотрим, что они с этим сделают.

Тот неохотно кивнул. Была такая мысль.

— Предупреждаю, что этот обвинительный акт не будет исключительно длинным или исключительно убедительным.

— Я его и так подпишу. Напоминаю о плане следствия по делу Теляка и об обвинительном акте по делу Нидзецкой.

Шацкий снова согласно качнул головой и поднялся.

— Очень приятно было с вами, пан прокурор, побеседовать, — сказала Хорко и задорно улыбнулась.

Шацкому вспомнились персонажи картин Брейгеля.

Он ответил неуверенной полуулыбкой и вышел.

Бартош Теляк сидел на стульчике возле его кабинета и игрался мобилкой.

4