Увиденное и услышанное [litres]

Он сидел, не в силах взглянуть на нее.

– Иди поспи, – сказала она. – Доброй ночи.

Он ушел, думая, что комната родителей и все, что было там, остались для него непонятными. Мать как женщина, отец. Их супружеские отношения. То, что удерживало их вместе. Тихое насилие. То, что она приняла от него. Что она перенесла. Старый комод, в котором она держала свои вещи, памятник утраченным возможностям. Свидетельство о рождении, аттестат зрелости, письмо о зачислении в школу медсестер, молочный зуб.

По ночам он работал в гостинице портье. Именно там он и познакомился с девушкой по имени Уиллис. Она была помладше, лет двадцати, но у нее были ответы буквально на все вопросы. Ей нравилось докапываться до людей. Первое, что она сказала ему, – что он похож на гробовщика. А он ответил, меня заставляют так одеваться. Она таскала с собой томик стихов Каммингса, толстый, как словарь, украденный когда-то из школьной библиотеки, – она говорила, что хочет стать поэтессой.

В гостинице платили неплохо, это было популярное место. Люди приезжали отовсюду, из города, из Саратоги, и всем хотелось здесь поселиться, так что по выходным все номера были заняты. Обычно поесть ему удавалось, лишь отработав немало часов. Их кормили бараниной, иногда давали даже холодное пиво. В перерывах они выходили на улицу покурить, и она рассказывала ему свои стихи, читая нараспев чуть дрожащим голосом. «Луна сияет над полоумными деревьями» и прочая чушь.

Уиллис было сложно понять. Она не блистала красотой, но было в ней что-то, что сводило его с ума. Может, то, как она двигалась – как испанская танцовщица, с прямой спиной, элегантная. У нее была родинка на лице и густые черные брови, которые она подводила толстым косметическим карандашом. Она говорила, что городская, и при этом непременно вскидывала голову, отбрасывая волосы с лица, и они падали на плечо. В перерыве они фотографировали на парковке. Однажды они предались злословию. Она немного выпила и начала кричать про свою мать, что дочери хуже, чем она, не найти, и совсем расклеилась, тушь размазалась, из носа текли сопли, губы были мокрые, и он не придумал ничего лучшего, чем поцеловать ее. Она ходила в колледж на западе и на какое-то время задержалась в городке, работая в гостинице. Утверждала, что ее наняли за умение ездить верхом, – тут было полно богачей, владельцев дорогих лошадей, с которыми они не могли управиться. Она сказала, что хочет научиться работать на земле, чтобы однажды купить себе маленькую ферму. Вот чего она хотела. Она сказала ему это на заднем дворе, на заднем сиденье лимузина, где были рассыпаны конфетти и пахло чуть ли не блевотиной, и было ясно, что здесь случилось что-то скверное.

Он знал, что жизнь полна тайн. Люди никогда не говорят то, что на самом деле думают, – и это не окупает затраченных усилий. Эдди считал, что это и определяет человека. У животных так просто не бывает. Иногда ночью, когда все стихнет, он представлял, как все несказанные слова, правдивые и честные, выскальзывают из людских ртов и пляшут зловещий танец над глупыми спящими телами.

В этой жизни мало что можно контролировать. Братья на него рассчитывали – он на самом деле не мог понять, в чем, но это явно было что-то важное. То, что позволит им чувствовать себя лучше.

Было трудно сказать, что людям нужно, когда им больно. И все же он был готов нести это бремя. Если кому оно и предназначено, то ему. Он сможет. Мама знала это. И он знал. Он надеялся, что сможет сделать что-то хорошее.

Это была маленькая кухня гостиницы. Все окна были открыты, и вентиляторы работали, но жара стояла страшная. Горело голубое пламя, шипели сковородки. Эдди был лишь портье, но с ним обращались, будто он особенный. Его уважали как горожанина. И потом, он был шустрый. Он убирал со столов и возвращался, словно призрак, так что никто не успевал заметить.

Все знали, что городок меняется. За милю было видно дорого одетых жителей Нью-Йорка, у женщин были блокноты и солнечные очки, будто они были знаменитости или просто лучше местных. Они держали себя иначе – его школьные учителя назвали бы это высокомерием и заставили бы его простоять в коридоре весь урок. Чувствовалось, как меняется мир. Сюда стекались деньги. Богатые становились еще богаче, а все остальные, в том числе он сам, уходили в никуда.

Как-то вечером Клэры зашли на ужин. Они попросили его брата посидеть с ребенком, и Эдди закинул его туда перед работой. Коул был недоволен и сказал, что это девчачья работа, но Эдди напомнил, что это неплохой заработок. Они здесь люди новые и никого не знают, а ты ей нравишься.