Увиденное и услышанное [litres]

Они приехали с еще одной парой – какой-то старик и его жена, которая опиралась на трость. Кэтрин была в синем платье, выгодно подчеркивающем ее плечи, а волосы были собраны в сложную прическу, не то что просто светлые кудряшки, как обычно. Мистер Клэр был в накрахмаленной белой рубашке и галстуке-бабочке и чем-то напоминал упакованный подарок. Эдди отказывался понимать, зачем этот урод такой милой девушке. Он не раз видел, как она превращается в жену Клэра, – услышит его «фиат» на дороге и начинает прибираться, будто что-то прячет, например свое подлинное «я». Эдди подумал – интересно, каково быть им, когда каждую ночь в твоей постели такая жена и когда ты водишь такую машину. Наверно, это неплохо.

Уиллис работала официанткой, и почему-то она всегда казалась расстроенной, грохала тарелками об стол и вообще напоминала кипящий чайник, с которого вот-вот сорвет крышку. Он беспокоился, как бы она не начала плевать в еду. Однажды он схватил ее за предплечья и заставил посмотреть на себя, она раскраснелась от жара плиты, и в почти черных глазах стояли слезы.

– Я совершила ошибку, – сказала она. – Я сделала что-то ужасное.

– Эй, – сказал он и поцеловал ее в лоб.

Она стояла там, раскрасневшаяся, с пятнами пота под мышками, и расставляла хлебницы и масленки, и было заметно, что под рукавом у нее татуировка – с запястья текли черные слезы. У них совпадал перерыв, и они вышли на прохладный воздух и курили под темными деревьями. Листья трепетали на ветру, и было видно оранжевую полосу на темнеющем небе. У Уиллис был плотно сжатый маленький рот, похожий на бутон. По форме он был как капля крови на порезе. Она курила и качала головой, кивая на дверь, через которую с кухни лился масляно-желтый свет.

– Он сволочь.

– Кто?

– Ты сам знаешь.

Он не хотел знать. Он не давил на нее и закрыл тему.

Позже, когда они закончили, она отвела его к себе в комнату покурить травку. Когда работаешь на кухне, домой приходишь весь грязный, одежда и кожа пахнут едой. Они шли рука об руку по пустой дороге. Это был амбар, перестроенный в общагу, и там жил кое-кто из мелкой обслуги. Сезонные рабочие, по большей части студенты, до наступления первых заморозков они вернутся к своей настоящей жизни. Они лежали на ее кровати под открытым окном, чувствовался сладковатый запах овец, и была видна луна.

– Вот бы все было иначе, – сказала она, – люди были бы добрее, понимаешь? Вот бы люди были добрее друг к другу.

Он посмотрел на ее лицо сверху вниз и понял, что она еще совсем ребенок. Она позволила ему поцеловать себя несколько раз. Губы у нее были сухие и соленые, и когда он целовал ее с закрытыми глазами, это было похоже на прогулку по темному городишке.

– Я всякое делала, – сказала она. – То, о чем жалею.

– Например?

– С мужчинами. – Она посмотрела на него распахнутыми глазами.

– Нет нужды…

– Я хочу. Я хочу, чтобы ты меня узнал. Хочу, чтобы ты понял, кто я на самом деле.

Она повернулась на бок и подперла голову ладонью. Тело ее было как береговая линия далекого острова, которую дано видеть немногим, с белыми виллами над синим морем.

Она зажгла сигарету и с отвращением выпустила дым.

– Я занимаюсь сексом с тринадцати.

– Все ошибаются, – сказал он. – Нужно оставить это позади. – Так бы сказала его мама.

– Я постараюсь, Эдди. – Она коснулась его руки, легко, как птичка, опустившаяся на ветку, и ему почему-то показалось, что она смотрит на него свысока. Потом она сказала: – Я не хочу тебя уязвить.

Он подумал – интересно, почему она это сказала.

– Вовсе нет, – сказал он ей. Сам понимая, что это ложь. – Не беспокойся обо мне. Я непривередливый клиент.

Она принялась целовать его всего, но он притянул ее к себе – не хотел, чтобы она делала ему одолжение, как всем прочим. Он нежно поцеловал ее, и она захихикала совсем по-детски и спрятала лицо в сгибе его локтя. А потом они принялись бороться, и она была как мальчишка, как один из его братьев, худая и яростная, и он мог быть груб с ней, и это был не секс, он даже трусики с нее не снял – это было что-то другое, голодное, плотское, и оно лишь подтверждало, что ни один из них не насытится никогда. Они оба это знали, и он видел в ее глазах тихое прозрение, которое передалось и ему, так что ему стало не по себе.

Они уснули вместе, а утром, до рассвета, тихонько спустились по лестнице. Он вывел ее в поле мертвых машин. Они забрались в старый автобус, и он сыграл ей медленную мрачную мелодию, словно по наитию. Это был звук его собственного тоскующего сердца. Она лежала на холодном металле, сонная, под его старым пальто, и он лег рядом, и они смотрели в небо. Она особо не рассказывала о своей жизни, разве что как доехала сюда автостопом из Калифорнии, что, как ему казалось, было неправдой, и что ее отец был известный адвокат, представлявший гангстеров, преступников.

– Я выросла в доме, где повсюду висели фотографии мертвых людей. Есть много интересных способов убивать.

Эдди подумал, что это грустно, ему было жаль ее. Она сказала, что отец редко бывал дома. Там предостаточно плохих людей.