Увиденное и услышанное [litres]

На воде были лодки команды Сагино, они легко скользили, весла двигались в такт. Он невольно подумал о гребцах с картин Икинса[38], их широких мускулистых спинах, ряби на поверхности воды. Начало сентября, серый жаркий день, в воздухе пахло дождем. Он посмотрел на часы и зашагал к Паттерсон-холлу, корпусу, в котором располагался факультет истории искусств и кабинет завкафедрой, Флойда ДеБирса. Студенты приехали накануне и теперь бродили повсюду с вентиляторами и лампами, движения их были почти механическими, и они в притворной озадаченности взирали на листы с инструкциями.

Поднимаясь по лестнице в новых ботинках, он прошел мимо двух женщин – одна спускалась, другая тоже шла наверх, обе в длинных платьях и сабо, с папками под мышкой. Какое-то официозное место, подумал он. Он двинулся по коридору в направлении деканата, восьмиугольного помещения с высокими окнами, и там застал незанятый рабочий стол, заваленный приметами осени, как во времена его учебы – желтые листья, маленькие тыквы, керамическая ваза с охапкой подсолнухов. И табличка с надписью: «Эдит Ходж, секретарь факультета». Но секретаря не было на месте.

– Это вы, Джордж? – крикнул из своего кабинета ДеБирс, скрипнув рабочим креслом.

Джордж заглянул.

– Здрасте, Флойд.

– Заходите. Дверь за собой прикройте.

ДеБирс встал и протянул ему руку. Он был крепкий и нескладный, выше Джорджа, в мятом, плохо сидящем коричневом костюме, присыпанном пеплом от сигарет. Седеющий «хвостик», небрежно перехваченный резинкой, делал его похожим на сенатора в загуле.

– Отличный вид, – сказал Джордж, глядя на реку.

– Одно из преимуществ должности декана. Только ради этого кабинета и терплю проклятую работу. – Он улыбнулся и знаком велел Джорджу сесть. – Ваша глава о Сведенборге[39] – собственно, из-за нее я и нанял вас. – Он едва не покраснел, потом признался: – У нас тут негусто с кадрами.

Джордж улыбнулся. Конечно, он был признателен, но считал абсурдом, что его краткая глава об Эммануэле Сведенборге оказалась решающим фактором. Вообще-то это была часть диссертации, которая радовала его самого меньше прочих. Он писал о художнике Джордже Иннессе, пейзажи которого эволюционировали от декоративного детализированного живописания природы в духе школы реки Гудзон к трансценденталистскому изображению американского рая. Поздний Иннесс находился под влиянием Сведенборга, шведского философа восемнадцатого века, который утверждал, что, помимо прочих талантов, наделен даром ясновидения. «Джордж Иннесс и культ природы» – довольно остроумный заголовок, хотя научный руководитель не оценил иронию. Джордж отдавал должное некоторым идеям Сведенборга, но его притязания на роль ясновидящего, способного общаться с ангелами и духами, производили впечатление бреда недиагностированного сумасшедшего. Он умер за сто лет до того, как Иннесс открыл его для себя, наряду с Уильямом Блейком[40] и Уильямом Джеймсом[41], но для Иннесса все было, по мнению Джорджа, глубже – его занимали темные бездны. Когда Иннесс наконец был крещен в сведенборгианской церкви Нового Иерусалима, ему было уже хорошо за сорок. Джордж считал это классическим случаем навязчивого поведения, вызванного кризисом среднего возраста. Он не собирался сообщать об этом ДеБирсу, который, похоже, сам находился примерно в таком же состоянии.

– Мы даже иногда проводим сеансы, – сказал ДеБирс, наполовину серьезно. – Надо бы и вас пригласить.

– Было бы забавно, – соврал он. – Но должен вас предупредить – я завзятый скептик.

ДеБирс уверенно хохотнул, будто принимая вызов.

– Я сам прежде был скептиком. Меня ни на что нельзя было уговорить. Знаете, во что я верил? В заговоры. Почему-то у меня было такое впечатление, будто все мои неурядицы можно объяснить чужими ловкими попытками меня погубить. Представьте, я так всю жизнь прожил. Ждал. Ждал. Неизменно ждал. С ужасом! А потом и вправду кое-что произошло: я потерял жену.

– Мне очень жаль, – сказал Джордж.

– Она была… ну, у нас были особенные отношения. Не думаю, что я когда-нибудь еще смогу так любить. – Он с извиняющимся видом посмотрел на Джорджа. – Теперь я состою в третьем браке, вы, наверно, знаете.

– Нет, не знал.

– Конни была вторая – любовь всей моей жизни. Такое раз в сто лет случается. Я был благодарен за это.

– Звучит довольно здорово.

– Так оно и было. – ДеБирс кивнул и вдруг сосредоточенно занялся чем-то на рабочем столе. – В любом случае эта потеря – ее смерть – заставила меня задуматься о больших вещах: жизнь и смерть, жизнь после жизни и все такое.

– Не знаю, есть ли там что-то.

– Вы же реалист, да? Из тех, кто не поверит, пока не увидит. Я прав?

Джордж кивнул.

– Возможно, это правда.

ДеБирс откинулся в скрипучем кресле, сложив ладони под подбородком.

– Тогда скажите мне вот что. Как случилось, что циничный агностик вроде вас занялся сведенборгианством Иннесса?

– Это был великий художник. Великий американский художник. Я не знал об этом ничего, пока не занялся исследованием. Я даже и не слышал раньше о Сведенборге. Так что нет, Иннесса я выбрал не поэтому.