Увиденное и услышанное [litres]

– Это лишь одна точка зрения.

– Полагаю, вы не человек веры. Вы не… (он задумался) открыты для нее?

Он посмотрел на ДеБирса.

– Я жил в Бостоне, – продолжал ДеБирс. – Это было давно. Я был как вы сейчас – ученый. Если что-то нельзя доказать, оно не существует. А потом моя жена заболела, и вот, – он щелкнул пальцами, – она умерла. Друг меня привел в эту церковь, сведенборгианскую, и я начал читать книги, всякое разное про небеса. Я нашел это… как бы сказать, утешительным. Это ведь очень красивая философия. О любви в первую очередь – о сильной любви к Богу.

Он посмотрел на Джорджа, словно прикидывая, каков будет ответ. Если Джордж чему-то научился, работая с Уорреном Шелби, так это держать свое мнение при себе. Он отлично натренировался сохранять непроницаемое выражение лица.

– Это дало ответы на многие мои вопросы, – продолжал ДеБирс. – В моей жизни появилась цель, направление. Потом, несколько месяцев спустя, она явилась ко мне – ее дух.

– Вашей жены?

ДеБирс достал платок, утер лицо и высморкался, потом сложил платок и снова сунул в карман, пристально глядя на Джорджа.

– Она была такая настоящая. Я протянул руку, будто мог коснуться ее. Она была ясно видна, такая светлая, полная жизни… – Он умолк и принялся искать сигарету. – Знаю, что вы об этом думаете. И, поверьте, я вас хорошо понимаю. Потому что, прежде чем это случилось, я был другим человеком. Я был… – Он снова умолк, качая головой. – Ожесточен.

Джордж заерзал в кресле, ему было изрядно неловко. Разговор свернул не туда, но он не мог вот так просто встать и уйти. Этот человек – его начальник. Он сложил руки на груди.

– Вы ожесточены, Джордж?

– А? Думаю, нет. – Он немного обиделся. У него красивая жена, дочь, перспективы научной карьеры. С чего бы ему ожесточиться?

– Я был как вы сейчас, – сказал ДеБирс. – Горький, циничный. Тот, кто не верил.

Вот это звучало как приговор.

– Она пришла ко мне, Джордж. Я видел ее так же ясно, как вижу вас. – Он покачал головой, словно удивляясь. – С тех пор я совсем другой.

Вот что на это можно сказать? Для Джоржда оккультное – истории про небеса, призраков, пришельцев, вот это вот все – принадлежало к той же категории, что и религия: бесконечная бредовая литания по поводу труднообъяснимых вещей. Судя по цвету лица ДеБирса, видение покойной жены могло быть и галлюцинацией алкоголика.

Джордж прокашлялся.

– Думаю, решительно всему можно найти объяснение.

– Да, да, я знаю. – Он потянулся назад и схватил потрепанную книжку с потрескавшейся от беспрестанного использования обложкой. – Вот, может, пригодится. – Это было «О небесах, о мире духов и об аде»[42] Сведенборга. На обшарпанной обложке с поблекшим небом и пушистыми облаками виднелись следы от кофейной чашки и сигарет. – Можете взять себе.

– Спасибо, – сказал Джордж, но читать не собирался.

– Потом как-нибудь обсудим.

– Конечно. – Вот этого только не хватало.

– Со смертью проблема в том, – продолжал ДеБирс, – что она пугает. Люди не могут смириться, что смерть – расплата за наши грехи.

– Я, вообще-то, не уверен, – сказал Джордж. – Ну, в смысле, что это расплата.

– Почему же – это именно так.

Джордж помотал головой, отказываясь верить.

– Умер – значит, умер, и сгниешь в земле. Всякие россказни про тот свет – для дешевых журнальчиков и ток-шоу. Смерть конечна, и для людей вроде него в этом состоит ее основная привлекательность. Думаю, мы не узнаем, пока сами там не окажемся.

ДеБирс нетерпеливо улыбнулся, словно Джордж проявил недостаток глубокомыслия.

– С этим Иннессом все понятно, – сказал он. – Что-то в его работах выходит за пределы простой наблюдательности. Какая-то духовная связь.

– «Красота зависит от незримого, – процитировал Джордж слова художника, – видимое – от невидимого».

– Душа видит недоступное глазу, – твердо сказал ДеБирс.

– Вот в чем дело, – сказал Джордж, – все еще не понимая до конца. – Тем не менее, – он продолжил рассуждать – Иннесс работал по памяти, то есть рисовал не то, что видел, а то, что помнил. Это не одно и то же. Он считал память зеркалом души. Важны не детали – скажем, прожилки на листе, – а подразумеваемые детали, к примеру изменчивое освещение, ветер, одинокий крестьянин вдалеке, ощущение, что происходит что-то еще, что-то более значительное…

– Разумеется, Бог.

– Да, – допустил Джордж. – Бог. Он писал не опыт, – пояснил Джордж, – но сущность опыта. Нюансы. Откровение, каким оно бывает в конкретный миг, в конкретный вечер. Обычные природные катаклизмы – надвигающаяся буря, бьющий в окно ветер, рассвет – принимают поэтические масштабы. Ты смотришь на его картины – а они тебя затягивают. С неизбежностью возникает эмоциональная реакция. Вот почему Иннесс гениален.