Увидеть красоту, или Ловушка, которую ждешь

Я ощутил некоторую неловкость. Англичанину не пристало врать, по крайней мере вот так подчиняясь какому-то внезапному порыву.

— Похоже, у нас появились серьезные клиенты, — все тем, же значительным тоном продолжал первый полицейский. — Понадобятся свидетели. Сдается, придется вам пробыть в Нью-Йорке дольше, чем рассчитывали.

Намек был ясен.

— Кажется, я показал не все свои документы, — сказал я и протянул еще несколько бумаг, среди которых виднелась пятидолларовая банкнота.

Когда через некоторое время он мне их вернул, его голос уже не был таким зловещим. Ощущение вины у меня исчезло. Чтобы скрепить наши дружеские отношения, я завел непринужденный разговор об их работе.

— Думаю, эти маски доставляют вам немало хлопот, — заметил я. — Английские газеты писали об огромном наплыве у вас женщин-бандитов в масках.

— Ну, это они преувеличивают, — заверил первый полицейский. — Кто по-настоящему путает нас, так это мужчины, одевающие маски, как женщины. Но уж если мы ловим такого, братишка, то угощаем его под завязку.

— Да и вообще, умеючи, можно вычислить женщину, и не открывая лица, — подключился второй полицейский. — Ну, руки там и все остальное.

— Особенно все остальное, — хихикнул его товарищ. — Слушай, а правда, что не все девушки в Англии носят маски?

— Какое-то количество подхватило эту моду, — ответил я. — Но таких мало — обычно они из тех, кто всегда подстраивается под последний писк, пусть даже и вызывающий.

— В английских теленовостях они обычно в масках.

— Думаю, это из уважения к американскому вкусу, — сказал я. — На самом-то деле маски носят не столь уж многие.

— Девушки, идущие по улице с голой шеей и выше…

Неясно было, смакует он эту картину или, наоборот, испытывает нравственное отвращение. Вероятно, и то и другое вместе.

— Кое-кто из политиков по-прежнему пытается убедить парламент принять закон, запрещающий ношение масок, — пояснил я, сообщая, возможно, чуть больше, чем следовало.

Второй полицейский неодобрительно покачал головой.

— Что за странная идея? Ведь маска — совсем недурная вещь, братишка. Еще пару лет, и я заставлю жену носить ее и дома.

Первый полицейский пожал плечами.

— Если женщины перестанут носить маски, то через шесть недель тебе будет уже абсолютно все равно: в маске она или без. Человек привыкает ко всему тому, что вытворяет вокруг большинство.

Выразив сожаление по данному поводу, я согласился с ним, и мы расстались. Я повернул на север по Бродвею (бывшая Десятая авеню, вероятно) и быстро зашагал прочь, пока не очутился за пределами Инферно. Когда проходишь через такие вот не подвергшиеся окультуривании пространства, всегда начинает тошнить. Я возблагодарил небо, что в Англии пока ничего подобного нет.

Улицы были пустынными, хотя мне и повстречалась пара нищих с лицами, изборожденными шрамами от взрыва водородной бомбы (настоящими или сделанными из оконной замазки — сказать не берусь). Толстая женщина протянула мне ребенка с перепончатыми пальцами рук и ног. Про себя я отметил, что они могли и специально изуродовать дитя, чтобы нажиться на нашем страхе перед мутациями, однако все же дал ей монету в семь с половиной центов. При виде ее маски у меня возникло ощущение, будто я плачу дань некоему африканскому идолу-фетишу.

— Да благословит Господь всех ваших детей с одной головой и двумя глазами, сэр.

— Спасибо, — содрогнувшись, пробормотал я и поспешил прочь.

«За маской — пыль, не пяль глаза, забудь про них и помни — от девушек, от девушек подальше ты держись!»

Эти слова были концовкой одной песенки, которую распевали полоумные поборники религии из какого-то женского храма, чьей эмблемой являлся крест, заключенный в круг[3]. Они отчасти напоминали мне небольшие компании наших английских монахов, хотя сходство было очень незначительным. Над головой они держали великое множество плакатов с рекламой заранее переваренной пищи, курсов атлетической борьбы, портативных раций и тому подобного.

Я глядел на эти истерические лозунги с неприятным удивлением. С тех пор как в Америке запретили изображать на рекламных щитах женское лицо и фигуру, сами буквы щитов, объявлений, вывесок наполнились сексуальностью — большегрудая, с изящной талией «Ф», похотливо переплетенные замысловатые «У». Однако, сказал я самому себе, именно маски странно подчеркивают в Америке половое различие.

Один английский антрополог указал — для того, чтобы сексуальный интерес переместился с бедер на грудь, понадобилось более пяти тысяч лет, в то время как следующий этап перехода — к лицу — занял менее пятидесяти. Причем сравнение этой американской моды с традициями ислама — необоснованно. Женщину-мусульманку заставляют носить чадру для того, чтобы сделать ее частной собственностью мужа, а американку к этому побуждают лишь прихоть моды и стремление окружить себя тайной.