Увидеть Мензоберранзан и умереть

Мать Петра покормила ее из ложки безвкусной, вязкой кашей и Ника снова заснула. Теперь она, как и обещала настоятельница, приходила в себя, набираясь сил. Ей было совестно лгать доброй настоятельнице, принявшей в ней участие и спасшей жизнь, но ни за что на свете, она не хотела обнаруживать себя. Кто знает, может стоит ей произнести свое имя и оно тут же будет услышано этим Гермини. И все то время, когда она была вынуждена лежать на жестком тюфяке под тонким шерстяным одеялом, она раздумывала над тем, как ей быть дальше и чем дольше она обдумывала свое нынешнее положение, тем тоскливее ей становилось. Ее пугало, что отныне ей придется жить в этом мире самостоятельно, пробиваясь в нем одной. Как она будет разыскивать и сможет ли вообще, когда-нибудь, найти Зуффа? Но, каждое утро, открывая глаза, она твердила себе словно заповедь: все что ни делается, все к лучшему и она пробьется к своей цели.

Вскоре, Ника начала подниматься с постели и садиться, но когда рискнула встать на ноги, то чуть не упала из-за качнувшегося под нею пола.

— Не торопись, милая, — подхватила ее мать Петра. — Даже если тебе есть куда торопиться, все же лучше подождать до той поры, пока не поправишься.

— Вы правы, матушка. Но может мне лучше перебраться на пол, а того бедолагу положить на кровать. Да и сестре Терезии будет удобнее ходить за ним.

Мать Петра не стала возражать и выполнила ее просьбу. Ника, которой надоело день деньской валяться без толку, начала вставать и, по мере сил, помогать сестре Терезе полной отдышливой женщине, ухаживать за больными, выполняя ее несложные поручения. Особенно ее бесил зловредный старик, которому она уступила свою кровать. Он, только что, не издевался над кроткой, безответной сестрой Терезией: то вопил благим матом, едва она прикасалась к нему, то гнал от себя громкой бранью, то поминутно звал ее, будя и тревожа больных. Сестра Терезия вынуждена была бросать все, чтобы его утихомирить и в, конце концов, выяснялось, что ему всего-то и нужно было поправить подушку или дать воды, которую ему только что подносила в ковшике Ника. Присмотревшись к нему и поняв, что он просто глумиться и дурит, Ника, улучив момент, когда поблизости не было ни кого из сестер, пообещала ему, что если он не перестанет донимать всех своими воплями и дергать, отвлекая Терезию по пустякам, она сдерет с его ран повязки, но сперва подождет, пока они как следует присохнут к ней. После этого старик притих, а потом и вовсе покинул обитель.

Когда Ника, по мнению сестер, достаточно окрепла для того, чтобы гулять без присмотра, и ей разрешили выходить из лазарета, первое, что она сделала, это осмотрела монастырь святого Асклепия, чьим украшением был высокий белокаменный храм, построенный в честь этого святого и о чьей жизни и милосердии рассказывали рельефы и фрески, украшавшие его. Башня храма, вознесясь над монастырской оградой, считалась самым высоким сооружением во всей здешней округе и была заметна издалека, со всех трех дорог, что вели к монастырю. Внутри храма господствовал высокий мраморный алтарь со старинной потемневшей книгой, неизменно лежащей на нем. Каждая служба начиналась с того, что ее благоговейно открывали и читали из нее несколько страниц. На алтарь падал свет от большого оконного витража, освещавшего залу торжественным светом, неважно сияло ли солнце или стоял пасмурный день. По стенам, на равном расстоянии друг от друга, высились статуи святого Асклепия, изображавших его то в юные годы, безбородым юнцом, изучающим, какой-то цветок, то зрелым и мудрым старцем. От одной статуи к другой тянулись скамейки. Над ними нависала галерея, ведущая к балкону для певчих.

Перед храмом располагались монастырские кельи, а чуть поодаль от них, находились лазарет, прачечная, кухня и трапезная. За трапезной был разбит сад и огород. За храмом же, раскинулось, укрытое в тени вековых деревьев, кладбище с осыпавшимися от времени каменными надгробиями. По другую сторону храма размещались гостиница и странноприимный дом. Монастырский двор был всегда чисто выметен и Ника каждое утро просыпалась под мерный шорох метлы сестры привратницы, тщательно исполнявшей, возложенную на нее обязанность. Нике нравилось бродить по тихому тенистому кладбищу, где под вековыми буками и вязами белели над, заросшими травой могильными холмиками, надгробия. На некоторых из них висели венки из свежих цветов. Там царило полное уединение и особая тишина. Оттуда она выходила в сад где, под яблоневыми деревьями, виднелась крытая соломой крыша летнего домика в одно окошко с рассохшейся ставней и по самую крышу, заросший плющом. Возле домика был и колодец, сложенный из речных валунов. Каждый день, как только выдавалась свободная минутка, здесь над аккуратными, ровно разбитыми грядками трудилась сестра Терезия. Сад заканчивался небольшим цветником, через который проходила дорожка к пруду, чьи чистые воды отражали, сплошь покрытую плющом, высокую монастырскую стену.