Увидеть Мензоберранзан и умереть

Что это за «дран»? Пока сестры покрывали голову Паисии чепцом и покрывалом, Ника обернувшись, украдкой, взглянула на гроб. Режина покоилась в нем, в целомудренно белом одеянии. Ее руки лежали вдоль тела, а прекрасное лицо было умиротворенным. «Что здесь происходит?» — про себя спросила Ника. Монахини, ласковыми тихими уговорами под руки подняли свою, ничего не осознающую, сестру и повели ее из часовни в лазарет. Сестра Терезия и Ника, чуть поотстав, следовали за ними. В монастыре царило уныние.

— Сестры осуждают меня? — спросила Ника Терезию. Она чувствовала натянутость в отношении к ней монахинь, скованность их реплик, которыми они обменивались между собой, стараясь ее не замечать.

— Нет, — ответила Терезия, удивленно посмотрев на нее.

— Но сестра Текла, наверняка, обвинит в том, что случилось с сестрами Ингрид и Паисией, меня.

— Сестра Текла склонна обвинять всех, кроме себя, — с несвойственной ей резкостью бросила Терезия, но потом, смягчившись, добавила: — Но ты прости ей, ее неверие.

— Неверие?

— Она потому и боится, что нет у нее крепкой веры. То же и с теми сестрами, кто усомнился в том, что Вседержитель оградит их от всяческого злодейства, но кто крепок в вере не знает страха.

— Но чего сестры так боятся? Меня? Того, что Режина передала свой дар мне?

Терезия даже остановилась.

— Кто сказал тебе подобную кощунственную глупость? — и с печалью покачав головой, пояснила: — Они боятся, что именно, одной из них выпадет в последнюю ночь, читать «Отход» над гробом Режины.

— А кто решает, кому именно дежурить той ночью в часовне?

— Мать настоятельница, конечно.

Как-то обыденно прошла полуденная праздничная служба. Ника пела в полупустом храме, ожидая, что как только она закончится, ее тут же призовет к себе мать Петра, для очередного выговора. Или остановит сестра Текла, чтобы устроить ей сцену. Но, по видимому ни та, ни другая не вспомнили о ней. После обеда, выходя из трапезной, она заметила одну из послушниц, спешащих к монастырским кельям с корзиной, покрытой белой холстиной. Оказалось, что сестра Текла захворала и с утра не выходила из своей кельи. Тогда, не теряя времени, Ника пошла к настоятельнице сама. Как она и рассчитывала, мать Петра была в келье одна. При виде Ники, что вошла после робкого стука в дверь, она отложила в сторону пергамент, который до того, близоруко щурясь, просматривала. Выслушав ее, она помолчав спросила:

— Ты полагаешь, что все дело в тебе?

— Не знаю, матушка, но во всем этом нужно разобраться. Может сестра Текла права и все дело в колдовстве Режины. Сестры очень напуганы.

— Да, все это необходимо поскорее прекратить и так, чтобы после погребения Режины, не оставалось никаких домыслов, которые смущали бы сестер. Быть по сему: эту последнюю ночь ты будешь читать «Отход» у ее гроба. Ступай.

Насчет предстоящего ночного дежурства Ника нисколько не переживала здраво объясняя себе то, что произошло с Ингрид и Паисией тем, что у всех сестер, без исключения, было по отношению к Режине предвзятое мнение. Наивность, впечатлительность, экзальтированность, глухой ночной час и ожидание чего-то ужасного от покойной ведьмы, довлеющее над их умами, сделали свое дело. В момент напряженного ожидания чего-то ужасного, достаточно было стука ветки по оконной ставне, что бы получить от страха разрыв сердца. Сестры Ингрид и Паисия шли на дежурство к гробу Режины с уверенностью, что с ними непременно что-то случиться и, Ника была уверенна, что подобное повторилось бы и с третьей монахиней, которая была бы уже подготовлена несчастьями с первыми двумя сестрами, как и к тому, чтобы каждый шорох и стук объяснить происками ведьмы. Ника хотел избавить сестер от тяжкого, изматывающего ожидания: кого же из них, настоятельница назначит в эту, последнюю ночь, на тягостное, страшное испытание — чтение молитв у гроба Режины.

К концу вечерней службе Ника начала нервничать и не столько из-за ночного бдения в часовне, сколько из-за той обстановки которая создавалась вокруг нее жалостливым сочувствием, испуганными взглядами и теми знаками оберега, которые монахини украдкой делали за ее спиной. А сестра Бети, когда Ника проходила мимо трапезной, выйдя к ней сунула ей грушу и лепешку с медом. Ника начинала сердиться. Конечно, она теперь живет в другом мире с другими законами, где возможно все, но… ведь и меру надо знать. И Ника поспешила скрыться от всего этого в часовне. Сестры не скрывая ужаса и паники смотрели ей в след, когда она шла к месту своего ночного бдения, раньше положенного часа. Они еще помнили как утешали и подбадривали сестру Паисию. С другой стороны, поступок Ники, после случая с деньгами Пига, не очень-то удивлял: сестры считали ее отчаянной и безрассудной.