Увидеть Париж – и жить

– Лариса, меня это не волнует. Да, мы не похожи на Ромео и Джульетту, но мне нравится проводить с тобой время. Ты знаешь, мне кажется, я люблю тебя, но, может быть, только кажется. Попробуй расслабиться, мы должны любить прежде всего своих зрителей. Но в данном случае тебе надо наплевать на них всех, тебе все равно, что они подумают, ты взрослая, независимая женщина и делаешь то, что тебе нравится, с теми, кто нравится тебе. И если они платят деньги, чтобы на это посмотреть, значит, это стоит того. А если и не стоит, какая тебе разница! Ты боишься, что тебя уволят из театра? Но ведь ты пришла сюда не ради денег. Во время первого выхода у многих бывали срывы, это ничего не значит. Помни, что ты в театре для себя, для самовыражения, а не ради зрителей и аплодисментов.

– Пожалуй, ради себя. Мне действительно понравилось изображать что-то на сцене. Это такое странное ощущение, будто боишься погрузиться в холодную речку, долго стоишь по пояс в воде, дрожишь и трясешься. А потом бросаешься и плывешь, приятная прохлада ласкает тело и становится хорошо.

– Вот то же будет и завтра.

Я выпила рюмку коньяку, и вдруг меня охватило странное равнодушие. Действительно, какое мне дело до всех этих богатых людей, миллиардеров, режиссеров, элиты? Они вообразили себя хозяевами жизни, но на самом деле жизнь подчинена какой-то страшной тайне и она неподвластна никому. Они будут поедать меня своими похотливыми взглядами, но не смогут ко мне прикоснуться. И я, очаровательная и независимая, буду отдавать свою любовь другому человеку, буду мучить их своей красотой, недоступностью и равнодушием. На следующий день я ехала как во сне по утренним улицам Канн. Мою душу будто сковал холод. Я не знала, что будет дальше. Но почему-то хотелось верить только в хорошее. У меня в голове все время крутилось навязчивое воспоминание о том, как в детстве мы с сестрой бегали на Волгу купаться на рассвете. Было теплое лето, мы остались в городе и нам очень хотелось посмотреть восход солнца, находясь в воде. Это была идея Лены, мы учились в третьем классе. Мы тихо убежали из дома и забрались в воду, долго стояли там и дрожали от холода, и наконец появилось солнце. Первый лучик осветил пустынный городской пляж, и меня охватил неописуемый восторг: мы сделали это, мы увидели восход! Холод, страх и радость, неповторимая пьянящая смесь.

Мы быстро доехали до театра. Я как во сне переоделась в костюм дворцовой уборщицы и меня быстро загримировала жизнерадостная девушка, давшая мне множество полезных советов, касавшихся актерского мастерства.

Когда свет рампы осветил нас и я увидела множество людей в зале, мне стало плохо. Но я решила не смотреть на них. Я играла на автопилоте, хотя руки у меня немного дрожали. Когда Михаил раздел меня и мы опустились на королевское ложе, я упала в обморок и на минуту потеряла сознание. Когда я пришла в себя, звучали аплодисменты, а король держал у моего носа вату с нашатырным спиртом.

Меня снова внезапно охватило безразличие, словно я все время играю неудачную роль в глупой пьесе под названием жизнь, и что бы ни случилось, она будет тянуться и тянуться, пока не опустится занавес и не наступит темнота. Я кое-как доиграла спектакль. Мне говорили, что премьера прошла удачно.

Вечером у нас в театре был банкет. Все поздравляли меня, а я не понимала, с чем. Вдруг артисты, мои коллеги, показались мне близкими и родными. Они любят меня. Мы сидели за длинным столом в большом банкетном зале со скульптурами и античной эротикой на потолке, спиртное лилось рекой, средиземноморская кухня, множество разных блюд. Несколько человек в деловых костюмах, наверно, спонсоры, беседовали с Даниэль. Но мне было все равно, я наконец что-то сделала, сыграла в дурацком спектакле, я молодец.

Время стало бежать быстро. Оно в Каннах просто летело, его гнали вперед громкая музыка, шум баров и казино. И равнодушные волны снова и снова набегали на берег, считая камни, и смывая всё: печали, радости, страдания, ускользающую, скоротечную грусть и красоту жизни. Мы отыграли спектакль «Вероника и король» и уже репетировали новую пьесу о людях, оказавшихся на дне, «Любовь отверженных». Мне стало нравиться все это: раздевания на сцене, аплодисменты, неповторимая пьянящая радость от того, что сотни людей смотрят на меня. Я уже не могла без этого жить и чувствовала себя центром вселенной, во время оваций казалось, что мне аплодирует весь мир. Когда я выходила на сцену, меня охватывал азарт и счастливое волнение, мне хотелось околдовать их всех, поразить своей игрой. Мне казалось, что я владела ими, их душами, их мозгом, их телами, пусть всего на час или на два, но я получала незабываемый экстаз.