Увидеть Париж – и жить

– Я собирался подойти к тебе и поздравить после спектакля, хотел сделать сюрприз.

– Сюрприз получился ошеломительным, – мрачно заметила я. – У тебя есть разрешение на ношение оружия?

– Да, есть. Но это же не значит, что я убийца. У меня была неприятная история, в нашем ресторане устроили погром ребята из Африки. После этого я получил разрешение. Мой адвокат обещал, что меня скоро отпустят под залог. Посмотри мне в глаза. Неужели ты веришь, что это я? Мы могли бы встретиться и поговорить спокойно, – Жан чуть не плакал. Впрочем, в бизнесе всегда приходится играть разные роли.

– Ты был влюблен в меня?

– Ну что ты, Лариса! Не в буквальном смысле.

Жан посмотрел на меня, его глаза как-то странно сверкнули, мне стало нехорошо. Меня как молнией пронзило мучительное чувство. Это был он. Все понятно. Смесь неудовлетворенной сексуальной энергии и финансовых проблем. Звучит глупо. Но на самом деле такое часто бывает.

Я пошла по солнечным улицам Канн одна, дул теплый ветер. Прекрасно одетые люди гуляли по набережной. Мне вдруг захотелось обратно в Питер, хоть ненадолго. Я могла бы немножко пожить там, где остались мои друзья. Белые ночи, холодный ветер с Невы, сверкающий огнями Невский, барокко и сталинский ампир, немыслимое сочетание ни в чем не сдержанной России и полного, строгого достоинства европейского лоска. И я пойду на свою любимую набережную Обводного канала, потом зайду в «Бродячую собаку» и буду тихо грустить о своей неудавшейся жизни, запивая горечь бокалом сухого красного вина. И, может быть, тогда все на миг покажется не так плохо. Все страдания и неудачи – это и есть жизнь, которая иногда все-таки улыбается нам светло и немного печально. Пушкин и Достоевский, неужели вы любили этот город, эту дикую страну, наполненную невежеством и бессмысленной, уродливой, мерзкой жестокостью? Где только один выход – умереть и пролететь «над мостами в Петроградском дыму», над прекрасными дворцами и памятником свободе на Марсовом поле. И забыть все и видеть только красоту, оторванную от человеческой похоти, алчности и злобы. И уже никогда не вспомнить ничего, а видеть только падающие листья над невской водой, напоминающие о вечной красоте, существующей вопреки всему и принимающей наши измученные души, когда закончится наш земной путь.

Я долго сидела в ресторане на открытой террасе на берегу моря, дул прохладный ветер. Я медленно пила «Маргариту» и ела греческий салат. Стала ли я счастливее, получив большие деньги? Боюсь, что нет. А что дает счастье, неуловимую, тонкую, колеблющуюся, сверкающую материю радости в нашей душе? Я не знаю, и не знает никто.

Я приехала в отель поздно ночью в печальном настроении, долго ворочалась в постели и думала, что делать дальше. Наконец я решила попробовать все-таки вернуться в Питер, встретиться со старыми друзьями, а там будет видно. Эти мысли меня немного успокоили.

С утра я отправилась к следователю. Ко мне снова и снова возвращалась мысль о том, как глупо было стрелять из зрительного зала. Ведь так много свидетелей, скорее всего, это был кто-то из сидевших в заднем ряду. Там располагались четыре так называемых шатра из бархатной ткани, их занимали пары, которые могли предаваться безумствам во время спектаклей, скрывшись от посторонних глаз. Может быть, Жан сидел там? Я не смогла спросить его об этом.

Я приехала к следователю, тому же хмурому пожилому полицейскому, который допрашивал меня в больнице. Он провел меня в свой скромно обставленный кабинет.

– Как продвигается расследование? – поинтересовалась я.

– Скажите, Лариса, вы любили Михаила? – спросил полицейский и внимательно посмотрел мне в глаза.

– Он был дорог мне, мы были близкими людьми. А какое это имеет отношение к делу?

– Пока не знаю, – вздохнул он.

– Вы думаете, что убить на самом деле хотели меня?

– Возможно, да, а возможно, нет. Вы знали, что ваш родственник Жан присутствует на спектакле?

– Нет, не знала. Скажите, а он не сидел в шатре?

Полицейский взглянул на меня с недоумением.

– Я имею в виду – на последнем ряду на закрытых местах.

– Да, он сидел там.

– С девушкой?

– Нет, один. Как вы считаете, он мог желать вашей смерти?

– Не знаю, я плохо разбираюсь в человеческой натуре, – грустно ответила я.

Следователь задал мне еще несколько вопросов. Я отвечала машинально, не вникая в их смысл.