По дороге в отель она увидела в туристической лавке прелестную оахакскую тунику уипиль и решила, что это самый подходящий наряд для сегодняшнего вечера. Она чувствовала, что сама себе хозяйка. Спокойно прочла третью новеллу из «Марсианских хроник», позвонила мужу, и они долго обменивались любовными шуточками. Приняла душ, посмотрелась в зеркало и увидела, что она так же прекрасна и свободна, как ацтекская королева, послужившая источником вдохновения для уипиля. Впечатление портили только лакированные туфли. Она подумала, что лучше всего было бы остаться босиком, но не решилась и отправилась к танцплощадке слегка огорченная этим мелким несоответствием, которое не убавило в ней решимости опередить случай.
На миндальных деревьях, как в Рождество, мерцали гирлянды с разноцветными лампочками, и во дворике было полно разношерстной молодежи, блондинок со своими неграми на одну ночь и усталых пожилых пар. Она, навострив радары, села за дальний столик, и тут кто-то сзади закрыл ей глаза ладонями. Она с готовностью ощупала руки, обнаружила массивные часы на левом запястье и обручальное кольцо на безымянном пальце, но не решилась назвать имя.
— Сдаюсь!
Это был Акилес Коронадо. Ему пришлось отложить возвращение до завтра, и он решил, что нет смысла ужинать по отдельности, если оба они на острове. Он не знал, в каком отеле остановилась Анна Магдалена, но ее муж с удовольствием поделился с ним информацией по телефону.
— У меня ни минуты покоя не было с тех пор, как мы расстались, но вот я здесь, — радостно заключил он. — У нас вся ночь впереди!
Она почувствовала, что земля уходит у нее из-под ног, но постаралась сохранять спокойствие.
— На пароме ты был паинькой, — сказала она, точно рассчитав дозу язвительности. — Видимо, с возрастом пришел здравый смысл.
— Вот именно, — ответил он. — Но не подумай, что я этому рад.
Она не захотела шампанского. Сказала, что от обеда на пароме у нее разболелась голова и к горлу подкатывает ледяная тошнота. Он заказал двойной виски со льдом. Она достала таблетку аспирина и приняла, будто ампулу с цианидом.
Шоу началось с трио, исполнявшего песни «Лос-Панчос». Никто не обращал на них внимания — и меньше всех Акилес Коронадо. Он пространно признавался в страсти, душившей его с подростковых лет: брак его был счастливым исключительно потому, что, занимаясь с женою любовью в темноте, он представлял себе Анну Магдалену Бах. Она специально тянула время, чтобы дать ему побольше выпить, поскольку знала, что в этом он не слишком силен, и один виски за другим приведет его к краю пропасти, но подталкивать не стала — сам сорвется. Он понимал, что она никогда не уступит ему из сострадания, но умолял об одной минуте в постели, всего минуте. Он только поцелует ее, одетой. Не в силах придумать ничего лучшего, она ответила:
— Мы же кумовья. Это смертный грех.
— Я серьезно, на…! — вспылил он, уязвленный насмешкой, и ударил кулаком по столу.
Она отважилась взглянуть ему в глаза и убедилась в том, что и так уже поняла по голосу: он рыдал навзрыд. И тогда она молча встала из-за стола, вернулась в комнату и бросилась на кровать, плача от ярости.
Немного пришла в себя только к двенадцати. У нее болела голова, но еще сильнее мучила мысль, что ночь прошла впустую. Она одернула блузу и вышла в надежде спасти положение. Выпила джина с содовой, сидя на высоком табурете у барной стойки перед садом, откуда давно разошлись туристы-полуночники. Явился гермафродит с искусственными мускулами, золотыми цепями и браслетами, белокурыми волосами и раскрасневшейся, несмотря на кремы от солнца, кожей. Заказал какой-то фосфоресцирующий напиток. Анна Магдалена спросила себя, рискнет ли флиртовать с молодым и хорошо сложенным барменом, и честно себе ответила — не рискнет. Задалась вопросом, а не выйти ли на улицу и не начать ли тормозить все машины, пока не найдется желающий сделать ей августовское одолжение, но поняла, что и на это не способна. Потерять ночь значило потерять год, но было уже три часа, и оставалось только признать поражение.
Отношения с мужем за эти три года сильно менялись, и она толковала изменения в зависимости от того, в каком настроении возвращалась с острова. Мужчина с двадцатью долларами, воспоминание о котором отравляло ей жизнь, открыл ей глаза на ее брак, поддерживаемый условленным счастьем, ради которого они избегали разногласий вместо того, чтобы взглянуть на них прямо, — так мусор заметают под ковер. Они с мужем были счастливы как никогда. Понимали друг друга без слов, смеялись до упаду над розыгрышами друг друга и ошеломительно, как подростки, занимались любовью. Решающая перемена в жизни дочери состоялась легко и неспешно. Ей устроили небольшую прощальную вечеринку, куда пригласили и джазиста с новой девушкой. Они с Доменико очень своеобразно сымпровизировали на тему фортепианно-саксофонных контрастов Белы Бартока, и все гости подружились с первого взгляда.