Увидимся в августе

Она понимала, что мужчина не завернет такую фразу вместо простого «нет», и прямо спросила: «Кто эта счастливица?» Он ответил с обычной непринужденностью: «Она из Нью-Йорка». «Но кто она такая?» — Анна Магдалена повысила голос. «Китаянка». Она почувствовала, что сердце у нее сжалось, как кулак, и раскаялась, что вызвала эту ненужную боль, но все равно захотела узнать подробности. Для него же худшее уже осталось позади, и он рассказал о своей измене с деланым равнодушием.

Это случилось примерно двенадцать лет назад, в Нью-Йорке, в отеле, где они с оркестром останавливались на один уик-энд во время Вагнеровского фестиваля. Китаянка была первой скрипкой в Пекинском оркестре, жила на том же этаже. К тому времени, как он замолчал, Анна Магдалена превратилась в кусок живого мяса. Она хотела убить обоих, но не милосердно застрелить, а медленно нарезать на прозрачные ломтики, как режут хамон. Вместо этого она выдохнула через рану еще один вопрос:

— Ты ей заплатил?

Он ответил — нет, она ведь была не проститутка. Но она не отстала: «А если бы была проститутка, сколько бы ты ей заплатил?» Он серьезно задумался, но не нашелся с ответом. «Не прикидывайся дурачком! — сказала она, охрипнув от ярости. — Думаешь, я поверю, что мужчина не знает, сколько стоит отельная шлюха?» Он искренне развел руками: «Ну не знаю я! Тем более китаянка». Она окружила его частоколом невыносимой обиды:

— Ладно. Но вот если бы она с тобой хорошо обошлась и ты захотел оставить ей что-то на память, сколько ты положил бы ей в книгу?

— Книгу? — удивился он. — Шлюхи не читают.

— Дай же мне хоть что-то, черт тебя побери! — прошипела она, стараясь не впасть в неистовство. — Сколько бы ты ей оставил, если бы думал, что она шлюха, и не хотел ее будить перед уходом?

— Понятия не имею.

— Двадцать долларов?

Он совсем заплутал в непонятных вопросах. «Не знаю. Может, учитывая стоимость жизни двенадцать лет назад, этого, может, и хватило бы». Она закрыла глаза, постаралась успокоить дыхание, чтобы не доставить ему удовольствия видеть ее в бешенстве, и вдруг спросила: «А какая у нее была — горизонтальная?» Он расхохотался, и она тоже прыснула. Но тут же умолкла и снова зажмурилась, чтобы не дать вытечь слезам.

— Я смеюсь, — сказала она и поднесла руку к груди, — но даже тебе не пожелаю чувствовать того, что я сейчас чувствую. Это сама смерть.

Он попробовал разрядить напряжение, напевая что-то выдуманное. Она приложила все усилия, чтобы уснуть, но не смогла. И наконец облегчила душу, громко, чтобы он услышал даже во сне.

— Да какая разница? Все мужики одинаковые: дерьмо дерьмом.

Ему пришлось проглотить свою ярость. Он все бы отдал за возможность уничтожить ее смертоносной репликой, но жизнь научила его, что, когда женщина говорит последнее слово, ему суждено остаться последним. Так что больше они об этом не говорили — ни в тот вечер, ни потом.

5

Следующей ночи шестнадцатого августа предстояло стать судьбоносной. Анна Магдалена застала остров распотрошенным: там проходил международный туристический конгресс, и в отелях не осталось ни единого свободного номера, а все пляжи были заняты палатками и домами на колесах. После двух часов безуспешных поисков ночлега она приехала в свой забытый отель «Сенатор», отремонтированный, чистый и подорожавший, и не нашла там ни одного служащего из прежних.

Здесь ей номер тоже вряд ли достался бы. У стойки респектабельного вида клиент возмущался, что его дважды подтвержденного бронирования не могут найти в списке. Выглядел он сдержанно, но внушительно, словно какой-нибудь ректор, говорил размеренно и негромко, проявляя при этом удивительный талант ругаться исключительно приличными словами. Единственный служащий за стойкой пытался по телефону раздобыть ему номер в другом отеле. Желая с кем-то разделить свое возмущение, клиент обратился к Анне Магдалене. «Черт знает, что творится на этом острове», — сказал он и показал напечатанное подтверждение бронирования. Без очков ей было не прочесть, но она прекрасно понимала его чувства. Служащий триумфально прервал их: нашелся номер, правда, в двухзвездочном, но чистом и удобно расположенном отеле. Анна Магдалена быстро спросила:

— А для меня там еще одного не найдется?

Служащий справился: больше номеров не было. Клиент левой рукой подхватил чемодан, а правой взял Анну Магдалену за локоть с неожиданной, даже неприятной фамильярностью.

— Поедемте со мной, — сказал он, — а там посмотрим.

На новеньком автомобиле они мчали вдоль лагуны. Клиент, который вел сам, сказал, что любит отель «Сенатор». «Я тоже люблю, из-за лагуны, — сказала Анна Магдалена, — а теперь, вижу, там все переделали». «Два года назад», — ответил он. Она поняла, что он часто бывает на острове, и рассказала, что приезжает каждый год положить букет гладиолусов на могилу матери.

— Гладиолусов? — удивился он, поскольку раньше никогда не встречал этих цветов на острове. — Я думал, они только в Голландии растут.

— Это тюльпаны, — поправила она.