Увидимся в темноте

Полина оказалась невысокой, хрупкой, словно обуглившейся женщиной, и дело было даже не в масти (да, брюнетка, да, смуглая). Не в масти – в чем-то другом, невыразимо печальном; горел-горел костер, плясали искры, и жаром обдавало небеса, а потом вдруг все кончилось. Остались только подернутые пеплом головешки. И так с ходу не определить, сколько ей лет – то ли тридцать, то ли все пятьдесят. Ближе к пятидесяти, если судить по одежде: темно-зеленый со светлыми проплешинами вельветовый пиджак и юбка в мелкую складку. Для таких складок и специальное название есть.

Вроде бы.

– Якубина Оксана Станиславовна – ваша подруга? – спросил Брагин после того, как представился и предъявил удостоверение.

– Нет. – На удостоверение Полина даже не взглянула. – Просто соседка по квартире.

– Как Грета.

– Нет. Оксана – прекрасный человек. Никогда ни во что не вмешивалась, никогда и никому не желала зла. Никогда не говорила «чтоб вы сдохли».

Интересное кино.

– Вроде бы она уехала.

– Уехала.

Полина ухватилась за лацканы потертого пиджака обеими руками, и Брагин поразился этим рукам. Этим пальцам – невероятно длинным, невероятно гибким, почти бескостным. Пальцы жили своей жизнью, произвольно выгибаясь в разные стороны. Осьминожьи щупальца, отростки актинии, паучьи лапки. О лапках и щупальцах думать безопаснее, чем об этих бледных пальцах. Обманчиво слабых на вид.

– Не знаете куда?

– Почему же не знаю? Город Лангепас. Это в Тюменской области. Пригласили преподавать в местную школу искусств. Кто-то из старых друзей.

– Поддерживаете связь?

– Нет. Просто помню о ней. Этого вполне достаточно.

Брагин наконец оторвался от созерцания щупалец и поднял глаза к узкому, почти иконописному лицу. Его жена Катя оценила бы это устремленное в вечность, исполненное высокого страдания лицо (XVII век, левкас, темпера), а Брагину – необязательно. И лучше изобразить недалекого бюрократа от правосудия, чем предстать человеком живым и мыслящим, и к тому же – неплохо образованным. Так подсказывает Сергею Валентиновичу интуиция, черт его знает – почему.

Разберемся потом.

– Кто теперь проживает на данной жилплощади?

– Ольга, племянница Оксаны… – Полина на секунду задумалась. – Вот только я давно ее не видела.

– Как давно?

– Последний раз в апреле.

– А сейчас июнь, – меланхолично заметил Брагин.

– Я в курсе. – Пальцы осьминожьей святой снова принялись терзать пиджак.

– Больше месяца девушка не появлялась дома, и никому до этого дела нет? Я правильно понимаю ситуацию?

– Абсолютно. У всех своя жизнь. А иногда и с ней не справляешься, так где найти время на чужую?

– Некоторые находят.

– Вот с ними и поговорите.

Она не хамила, как могло бы показаться. Просто тяготилась ненужным ей разговором, отнимающим драгоценное время. Его можно посвятить штопанью носков, его можно посвятить вечности, но уж точно не унылому следователю, зачем-то задающему унылые вопросы.

– Может быть, знаете, где Ольга учится? Работает?

– Работает у метро «Чкаловская» в цветочном магазине.

– Название магазина?

– Такие мелочи я не запоминаю.

– Покупали у нее цветы?

Вопрос не из тех, что задают недалекие бюрократы от правосудия, но он вкупе с другими (абстрактными, неточными, необязательными) должен породить встречный. Которым совсем недавно озаботилась фрилансер Грета: а что, собственно, произошло? По всем брагинским подсчетам, Полина уже несколько раз должна была этим поинтересоваться. А она все не интересуется. Почему?

– Я не покупаю цветов.

– Но откуда-то знаете про магазин.

– Она сама мне сказала.

Вот ты и попалась.

– Выходит, вы общались.

Ответить Полина не успела. За ее спиной, за плотно прикрытой дверью в комнату, раздался крик. Детский и такой душераздирающий, что Сергей Валентинович вздрогнул. Крик балансировал где-то на уровне ультразвука, и у Брагина мгновенно заложило уши, как бывает во время посадки или взлета. Оглушенный, он на секунду зажмурился, а когда открыл глаза, Полины рядом не оказалось. Она исчезла за дверью, и последним приветом от нее был звук проворачивающегося в замке ключа.

– Что за хрень? Что здесь происходит, Сережа?

Вяткин:

– Понятия не имею.

Крик хоть и не прекратился, но стал заметно тише, и диапазон его съежился до одной ноты; получилось что-то вроде «ууууууууууууу». Монотонно, тоскливо и без всякого намека на паузу.

Брагин машинально дернул ручку, а затем постучал в дверь костяшками пальцев:

– Помощь нужна?

– Это нам нужна. – Рядом с Вяткиным, едва ли не дышащим в брагинский затылок, неожиданно нарисовалась фрилансер Грета. – Слышите вой? Второй год борюсь, чтобы их выселили. Куда только ни обращалась, а все без толку.

– Кого – их?

– Госпожу Ветрову и ее сынка-недоноска. Вот так вопить может двадцать минут кряду. И среди ночи, бывает, заводится. Одно время как-то поспокойнее был, врать не стану, а сейчас чуть ли не каждый день концерты устраивает.

– Что с ним такое? – понизив голос, спросил Брагин.