Узда для Троцкого. Красные вожди в годы Гражданской войны

В конце концов, К.К. Юренев, предсказав, что у следующего делегата, в условиях накала обстановки, может просто-напросто начаться истерика, попытался осторожно заступиться за Центральный комитет, признав, что ответственные военные партийцы назначаются в ЦК, но при этом «нельзя ЦК превращать в такой гипертрофированный орган, который должен был бы взять на себя функции военного ведомства». Председатель Всебюрвоенкома призвал делегатов «смириться» с существованием центрального аппарата управления РККА, необходимого для обеспечения различных сторон деятельности армии^{973}. По словам Юренева, «партия ставит своих агентов во все ведомства, но если бы ЦК назначал всех работников, это был бы не ЦК»^{974}. Председателю Всебюрвоенкома и в ночном кошмаре не могло присниться, что в течение каких-нибудь нескольких лет ЦК в лице своих Оргбюро и Секретариата будет назначать всех руководящих работников, да еще и под сталинским руководством. К.К. Юренев предложил делегатам прямо заявить о желании «милитаризовать ЦК» и вызвать тем самым раздражение ленинских наркомов, которые еще также не подозревали, под сколь жесткий контроль будет поставлена вся их деятельность отнюдь не ленинским Цека. Правда, Н.Г. Толмачев тут же опроверг тезис К.К. Юренева и указал, что речь идет не о назначении Центральным комитетом всех партийных работников, а о необходимости установления связи политических отделов фронтов и армий с Центральным комитетом и, главное, о назначении Центральным комитетом одного из членов всех реввоенсоветов^{975}. Троцкому и его сторонникам постановка вопроса в редакции Толмачева серьезно осложняла жизнь, ограничивая кадровые возможности председателя РВСР в армии. Ведь Троцкий как нарком, по его словам, «в технической и оперативной областях […] видел свою задачу прежде всего в том, чтобы поставить надлежащих людей на надлежащее место и дать им проявить себя»^{976}.

Вероятно, не без сожаления вспоминая стенограммы заседаний военной секции, он тут же добавил в «Моей жизни»: «Политическая и организационная работа моя по созданию армии целиком сливалась с работой партии»^{977}. Чуть позднее на заседании ответственный чекистский работник, член недавно действовавшей комиссии по реорганизации Военного контроля (центральных органов военной контрразведки), Р.С. Землячка, которой К.К. Юренев во Всероссийском бюро военных комиссаров в запале заявил, что она «ему надоела»^{978}, предложила создать в ЦК «особое бюро», причем «только по военному ведомству» — в связи с огромным значением именно этого ведомства. К данному предложению присоединился и сторонник Троцкого Б.П. Позерн^{979}.

И.П. Абрамов вновь обострил дискуссию, напомнив об отсутствии принципиальных расхождений в тезисах ЦК и оппозиции и обвинив во всех неправильных назначениях на ключевые армейские посты не Я.М. Свердлова и Л.Д. Троцкого, а ЦК РКП(б) в целом, с оговоркой о доверии этой двойке со стороны других товарищей по высшему партийному руководству^{980}.

К.Е. Ворошилов, будучи одним из видных деятелей военной оппозиции, специально подчеркнул солидарность с А.И. Окуловым и Л.Д. Троцким по ряду вопросов. Будучи в чем-то очень порядочным человеком, в адрес последнего К.Е. Ворошилов даже сделал реверанс за помощь в организации снабжения 10-й армии^{981}. Но затем четко обозначил: действия Л.Д. Троцкого и его команды уничтожили 10-ю армию как полигон для нарождавшейся классовой армии. «Эта армия разваливается, — заключил Ворошилов, — и все у нас будет разваливаться до тех пор, пока мы здесь на партийном съезде не положим конец тому положению, которое было создано. У нас нет даже возможности рассуждать о таком огромном деле, как военная политика. У нас есть единоличное управление (Троцкого. — С.В.), единоличное усмотрение, а вокруг этих единоличных лиц (Троцкого и его сторонников. — С.В.) сгруппировались враждебные нам слои белогвардейского офицерства, которое одурманивает, ассимилирует до некоторой степени мозги наших товарищей»^{982}.

Таким образом, К.Е. Ворошилов обвинил в развале армии как «единоличного» руководителя военного ведомства Л.Д. Троцкого, попавшего под обаяние офицеров-золотопогонников, так и тормоз дискуссии в большевистской партии — ее Центральный комитет. На последнем тезисе Ворошилов не счел нужным останавливаться^{983}, поскольку в ходе заседания примеры приводились неоднократно^{984}. Если бы Ворошилов был более искушен в полемике, он бы выдал в этом месте тезис о «бюрократическом перерождении» партийного и военного руководства Советского государства.