Узда для Троцкого. Красные вожди в годы Гражданской войны

Датировка поражения Троцкого во внутрипартийной борьбе корректируется даже по отношению к выводу германского исследователя М. Реймана: «Все уже было предопределено на X партсъезде, когда Ленин и Зиновьев (на наш взгляд, ставить эту пару на одну доску не вполне уместно. — С.В.) произвели важнейшие перестановки в составе руководящих органов партии. В результате поддержка Троцкого в верхних эшелонах партии оказалась настолько ослабла, что, начиная с этого времени, “независимо от того, какими были его личные цели и намерения, у Троцкого никогда уже не было реальных шансов возглавить РКП или советское правительство”»^{1314}. К моменту смерти Ленина реальными претендентами на наследство оказались, как это ни парадоксально, мало пригодный для лидерства Зиновьев и генсек Сталин. Первый всю Гражданскую войну сидел в колыбели революции и не мог при всем желании (особого желания, судя по «предложениям] питерцев», поступившим в Москву после ранения Ленина, не было) активно вмешиваться в происходящее, второй за счет того, что основатель большевистской партии сошел в Горки, не успев его политически убить. Не зря в т. н. «Политическом завещании» (если так можно окрестить документ, составленный человеком, который отнюдь не планировал в ближайшем будущем лечь в могилу), достоверность которого, впрочем, оспаривается в новейшей историографии^{1315}, Ленин прямо призвал «товарищей» снять человека, названного им самим некогда «чудесным грузином», с поста Генерального секретаря ЦК РКП(б).

Внутрипартийная борьба 1918 г. объясняет отказ Троцкого от предложенного ему Антоновым-Овсеенко и другими видными большевиками прихода к власти путем военного переворота: в 1923–1924 гг. ставку на человека, проигравшего борьбу за власть пятью годами ранее, не сделал бы ни один из старых большевиков, а без поддержки со стороны хотя бы части авторитетных партийцев легализовать вооруженный захват власти было невозможно. Троцкий, прекрасно понимая, что для «соратников» Ленина он навсегда останется не только чужаком, но и политическим трупом, вынужденно взял курс на молодежь, умело перехваченный как в политическом, так и в аппаратном плане[90] его политическими оппонентами, и прежде всего Сталиным^{1316}, хотя руководство молодежью поначалу доверили Зиновьеву с Бухариным^{1317}. «Ленинские призывы» 1924 и 1925 гг. оказались неудобными будущему вождю народов тем, что не имели ни малейшего представления о борьбе в партии 1918 года, зато прекрасно знали азбучную «истину» того времени: «Лев Троцкий — создатель Красной армии» и «второй вождь революции». Отчасти это объясняет тот факт, что вскоре, в 1926–1927 гг., ВКП(б) заглотила очередную «порцию» пролетариев (75 тыс. человек), составивших «новый резервный дополнительный» кадровый «отряд»^{1318}, а т. н. Большой террор не пощадил не только многочисленных оппозиционеров, но и сталинских выдвиженцев. Объединенная оппозиция знала, о чем шутила в своих заявлениях о ВКП(б) и ее «ленинском призыве и сталинском отсеве»^{1319}.

Блок Свердлова и Троцкого представлял собой не что иное, как второй опыт «коллективного руководства» в партии. Троцкий со знанием дела выдал на заседании Политбюро ЦК ВКП(б) 3 июня 1926 г. очередную эпохальную фразу, встреченную аудиторией одобрительным хохотом: «“Коллективное руководство” — это и есть, когда все мешают одному и все на одного нападают»^{1320}. Благодаря Восьмому съезду РКП(б) 1919 г. он в полном объеме испытал на себе все прелести такого руководства.