Узда для Троцкого. Красные вожди в годы Гражданской войны

Как отметил в отзыве на первый вариант рукописи старый большевик, свердловский соратник по Костромской организации РСДРП П.Н. Караваев, «положительными сторонами рукописи следует признать использование источников, мало известных широкому кругу читателей, тщательное их изучение; благодаря этому и близкому непосредственному знакомству автора с жизнью и работой Якова Михайловича в [труде] излагаются детально и глубоко эпизоды, имеющие большое воспитательное значение, приводится много неизвестных ранее ярких фактов о деятельности т. Свердлова в царском подполье, тюрьмах и ссылках. В результате получается выпукло, живо, местами увлекательно обрисованный образ пламенного борца за пролетарскую революцию; хорошо показано, как из молодого пролетарского революционера, руководителя местных партийных организаций, вырастал один из крупнейших руководителей партии, государственный деятель и несравненный организатор»^{232}. Однако в рукописи было много недоговорок, на которые указал автор отзыва, отметивший «главнейший» недостаток рукописи — «неровность работы. В первой части (примерно до 1917 г.) образ Я.М. [Свердлова] выписан ярко, живо; основные положения хорошо обоснованы фактами, материалами; изложение связано внутренним содержанием, идет последовательно. Вторая часть значительно слабее в этом отношении. Живой образ, данный в первой части, как бы бледнеет, изложение местами ведется схематично, слишком часто живое содержание биографии заменяется цитатами. Между тем именно этот, последний, период деятельности Я.М. [Свердлова] — период подготовки и проведения Октябрьской революции, установления и строительства советской власти, защиты социалистического государства от интервентов и внутренней контрреволюции — имеет особое значение. В этот период Я.М. [Свердлов] окончательно складывается как крупнейший “государственный деятель ленинско-сталинского типа”, как говорит т. Свердлова»^{233}. Не стоит сомневаться в том, что у К.Т. Новгородцевой было достаточно послеоктябрьских документов покойного супруга для написания полноценного монографического исследования. Однако она явно не собиралась щедро делиться информацией с читателями, поскольку из источников совершенно очевидно следовало, что крупнейшим государственным деятелем Я.М. Свердлов, несомненно, являлся, однако тип этого деятеля был никак не «ленинско-сталинский». Не случайно, по мнению П.Н. Караваева, «особенно […] схематизм изложения» был характерен для описания «самых последних месяцев работы Я.М. [Свердлова]»^{234}, следовало «привести содержание» отправленных, по свидетельству К.Т. Новгородцевой, «за десять дней до своей смерти по крупным городам»^{235} телеграмм, показать «их значение, подробно осветить, с кем именно встречался Я.М. [Свердлов] в эти последние дни, какие вопросы решались при этих встречах»^{236}. Отмеченное автором рецензии умолчание в действительности очень красноречиво, поскольку как Л.Д. Троцкий сознательно позабыл написать в воспоминаниях об обстоятельствах создания Реввоенсовета Республики, так К.Т. Новгородцева целенаправленно опустила подробности партийной и государственной деятельности супруга в последние месяцы и особенно дни его недолгой, но необыкновенно яркой и насыщенной жизни.

Воспоминания В.Д. Бонч-Бруевича хороши главным образом с литературной точки зрения. Символично, что этого старого большевика и знают до сих пор только потому, что он стал основным создателем Государственного литературного музея, одним из отцов-основателей Российского государственного архива литературы и искусства. Отнюдь не зря, если верить ленинскому управделами, сам Г.В. Плеханов говорил В.И. Ленину, что В.Д. Бонч-Бруевич обладал «очень хорошим знанием языка»^{237}.