Узда для Троцкого. Красные вожди в годы Гражданской войны

Блок Свердлова и Троцкого представлял собой не что иное, как второй опыт «коллективного руководства» в партии. Троцкий со знанием дела выдал на заседании Политбюро ЦК ВКП(б) 3 июня 1926 г. очередную эпохальную фразу, встреченную аудиторией одобрительным хохотом: ««Коллективное руководство» — это и есть, когда все мешают одному и все на одного нападают»[1388]. Благодаря Восьмому съезду РКП(б) 1919 г. он в полном объёме испытал на себе все прелести такого руководства.

Судьба мировой революции и её наиболее фанатичных адептов решались дважды — в 1918 и в 1925 годах. В 1918 г., когда мировая революция, до которой, казалось, оставались дни и недели, была отсрочена, радикалами были Бухарин и левые коммунисты, позднее — «председатель ЦК РКП» Свердлов и стоявшие за ним уральская, московская и отчасти петроградская партийные группировки, кадровый костяк которых составили вчерашние левые коммунисты, в 1925 г. — председатель Исполкома Коминтерна Зиновьев и Ленинградская губернская организация РКП(б). Их поддерживали, соответственно, в 1918 г. пророк мировой революции Троцкий, заряженный собственными идеями, и в 1925 г. — Каменев, как руководитель Совета труда и обороны СССР не веривший в возможность построения социализма в «одной отдельно взятой» стране без помощи западноевропейского пролетариата. Соответственно, им противостояли Ленин, вынужденный действовать с оглядкой на Германию и оттого подозреваемый в оппортунизме, и Сталин, обвиняемый в Термидоре и построении «в СССР… Гоминдана» (намёк на Чан Кайши). В условиях, когда Ленин не мог опереться на партийный монолит, вождь мировой революции был спасён от политического поражения на Восьмом съезде РКП(б) 1919 г. «загадочной испанкой», унёсший жизнь его основного «соратника» по Центральному комитету, а внутрипартийная борьба 1918 — начала 1919 г. стала тайной, окутанной мраком. Напротив, дискуссия 1925 г., по итогам которой мировую революцию вследствие «стабилизации капитализма» сняли с повестки дня, стала обречённым на неудачу мятежом, инициаторы которого заранее знали, что иначе он называться не будет. На XIV съезде ВКП(б) карнавал окончился, поскольку часть его участников сняла маски — под проклятия большевистского хора. Трагедия революционных романтиков — левых коммунистов, поддержавших после бухаринской измены радикально настроенного Свердлова, повторилась в виде зиновьевского фарса. Не случайно по итогам очередного политического фиаско Объединённой оппозиции (в советской историографии — троцкистско-зиновьевского антипартийного блока) представитель партийной массы задал на активе одной из местных партийных организаций животрепещущий вопрос: если «…оппозиция имеет столько сторонников, сколько в нашей организации, то не время ли всю оппозицию отправить для проведения перманентной революции на луну»?[1389]

* * *

В своё время известнейший специалист по истории советской деревни В.П. Данилов совершенно справедливо подчеркнул, что большевики до революции, во время Гражданской войны и в 1920-е гг. — разные люди. Можно ли выделить какую-либо константу? — На наш взгляд, можно. В «истории ВКП(б)» принято выделять три периода: дореволюционный, от Февральской революции до перехода к новой экономической политике, собственно, времен нэпа (и главным образом, эпохи третьего «коллективного руководства» партией), однако анализ взаимоотношений вождей в годы Гражданской войны доказывает, что в данном случае деление на три периода — условность. И в эпоху противостояния большевиков и меньшевиков в рамках единой партии, и в ходе внутрипартийных дискуссий Гражданской войны, и в 1920-е гг. принципиальные — программные, стратегические — вопросы были неотделимы от выяснения взаимоотношений вождей, отстаивавших взгляды и идеи различных партийных группировок и, соответственно, собственные позиции во власти.