– Добрый вечер, Дмитрий Петрович. Не ждал. Проходите, садитесь.
– Спасибо. Я тут решил: если гора не идет к Магомету, то Магомет идет к горе.
– Хм. Что вы хотите?
– Да насчет Стефанова хочу поговорить. Это лживый человек, на него заведено дело. Вы слышали? Он вымогал взятки у воров, отпускал их за деньги.
Лыков молча в упор смотрел на гостя, и тот смутился:
– Что? У меня и свидетели есть. Но вы не дали сегодня арестовать этого негодяя.
– Дмитрий Петрович, а где бриллиант?
– Какой бриллиант? – выпучил глаза надворный советник.
– Ну тот, который нашел на улице крестьянин Николай Романов. А Фиников у него отобрал и передал вам. С тех пор камень никто не видел.
Мойсеенко вспыхнул:
– Это клевета! Гнусная ложь!
– Да? А если ревизоры из Петербурга допросят и крестьянина, и надзирателя?
– Все недруги, все злые языки! Воры, которым я не давал житья, решили измазать меня грязью! Я слишком им мешаю.
– А деньги и золотые часы казненного налетчика Якова Лукина до сих пор у вас? Не стыдно? Это называется мародерство.
Главный московский сыщик стал покрываться пятнами. Но взял себя в руки и заговорил почти спокойно:
– Алексей Николаевич, что произошло между нами? Я в сыскной полиции с тысяча восемьсот девяносто пятого года. Вспомните, сколько преступлений мы раскрыли вместе. Скольких злодеев наказали. И вот теперь вы – мой противник. Почему?
– А сами не догадываетесь?
– Нет. Объясните.
Лыков вздохнул.
– Я действительно знаю вас двенадцать лет. И помню другим. Ведь вы заканчивали университет круглым сиротой, на шее которого сидели младшие братья и сестры. Давали уроки, бились, голодали, чтобы вырастить их. Потом пришли в сыскную полицию и стали ловить мазуриков. Причем хорошо ловили. Когда же ваша жизнь пошла вкривь?
– О чем вы? Если снова про бриллиант и часы повешенного, то это ложь, я уже говорил.
– Да? И ваша игра на ипподроме тоже ложь? Вы спускаете там изрядные суммы. Наведываетесь через день и покупаете три-четыре билета зараз, каждый стоит пятьдесят рублей. Это легко проверить через кассу ипподрома. Итого четыреста рублей в неделю, две тысячи в месяц. Минимум. Откуда у вас такие средства?
Мойсеенко вскочил и схватил шапку.
– Вижу, вас здорово настроили. И разговора у нас не выйдет. Так вы желаете войны?
– Если вы хоть пальцем тронете Стефанова, я займусь вами лично. К мародерам плохо отношусь, учтите. Сам двух таких расстрелял на войне, в Рионском отряде.
– Угрожаете?
– Угрожаю.
– Пока еще Анатолий Анатольевич в Москве полновластный хозяин. А я скоро стану коллежским советником, представление уже отправлено в Петербург. И Анну второй степени только что получил. Смотрите, не обожгитесь.
Лыков подошел к двери, открыл ее и кивком указал гостю: вон! Тот выбежал, и на лестнице еще долго слышался его воинственный топот.
Ну, кажись, на сегодня все. Завтра комиссия впервые громко заявит о себе. Жандармы в шутку прозвали ее железнодорожно-воровской, а Лыкова – обер-кондуктором. Смеются, но помогают всерьез. У Алексея Николаевича с голубыми мундирами были по большей части трудные отношения. Но эти, московские, ничего…
Глава 5
Облава
Работа кипела всю ночь. Особенно усердствовал судебный следователь Бухман. Два года он пытался добиться от Московской сыскной полиции содействия в прекращении краж на железке. Открыл двести восемьдесят восемь дел, а по ним – ни одного дознания… Но вот приехал из Петербурга человек с полномочиями, и все закрутилось. Бухман выписал невероятное количество постановлений о проведении обысков. А по их результатам – и арестов. Барыг первого ряда было всего полтора десятка. А вот их контрагентов сыщики и охранники насчитали две сотни. Лыков изучал список и ругался почем зря. Кого там только не было! Уважаемые торговые дома, комиссионерские конторы, лучшие магазины – все участвовали в реализации краденого. Вот почему железнодорожные хищения так процветали. Слишком многим они были выгодны, и за два года безнаказанности создалась, как говорят экономисты, разветвленная товаропроводящая сеть. Грузы на десятки тысяч рублей исчезали в один день. И оказывались потом за Уралом или на Кавказе. На них выписывали накладные! Со штемпелями и подписями, с ассигновкой банка, все честь по чести. Выкраденный ночью полупьяными крючниками товар легализовался, обрастал бумагами, и прежнего хозяина было уже не найти.