Узел

Ник в больнице. На следующий день снова прихожу к нему, хотя понимаю, что если решила взять паузу, то начинать надо прямо сейчас, но не могу оставить его в таком состоянии.

Попытки спокойно поговорить о расставании Никита отвергает, любой намек даже на временный разрыв воспринимая в штыки. Мне этот разговор тоже неприятен, но надо решить, что делать и как быть. Почему-то у нас не получается жить без оглядки на других. Не получается не реагировать…

— Настюш, все будет нормально, — в очередной раз слышу от него затертые до бессмысленности слова. Мне они надоели до тошноты, но без них нельзя. Однако верить в них, как раньше, тоже не получается.

Кстати о тошноте, она меня так и не отпускает. Утором снова не смогла нормально поесть. И теперь во мне укрепляется совершенно неожиданная и пугающая мысль о возможной беременности. Хотелось бы с уверенностью отвергнуть это предположение, но как раз уверенность во мне и нет.

— Что случилось? — спрашивает Ник, словно читая что-то на моем лице, а я в это время вспоминаю, когда у меня были последние месячные и пытаюсь посчитать задержку.

— Ты в больнице. Вот, что случилось. — Не хочу пугать его раньше времени, сначала сделаю тест на беременность.

Господи, а если — да. Мы, конечно, часто смеялись, что вместе до гробовой доски, но о детях не говорили. Честно говоря, о детях я и сама не думала. Не представляла, как, когда и с кем буду ждать заветные две полоски.

Появление Ольги Ильиничны служит хорошим предлогом, чтобы уйти. Нужно поскорее рассеять свои сомнения. Купив в аптеке несколько тестов, я еду домой.

Тоська плещется в душе, так что поделиться подозрениями мне не удается. Терпения ждать до утра нет тем более — захлестывает тревожное возбуждение, поэтому уже через пять минут долблюсь к ней в ванную с криком:

— Тоська, я беременна!

— Чего? — сначала лениво кричит подруга.

— Беременная я, говорю!

— Чего?!

Что-то громыхает, по-видимому, валятся с полок бутылочки и баночки, Тося тут же вылетает из ванной комнаты, завернувшись в полотенце.

— Ты серьезно?

— Думаешь, самое время шутить?

— О, боже… — вздыхает она благоговейно. — И что теперь?

— Не знаю…

Все внутри меня переворачивается, почва уходит из-под ног. Начинаю ходить туда-сюда по квартире, словно пытаясь найти потерянную твердыню. Устав от метаний, опускаюсь на кровать у себя в спальне.

— Никите скажешь? — робко интересуется Тося, следуя за мной по пятам. Даже она в легком замешательстве.

— Конечно, скажу. Он же папа.

Григорьева тащит мне сотовый и с выжидательным выражением на лице усаживается рядом:

— Если у тебя голос дрогнет, я договорю за тебя.

Меня пробивает истерический смех, и я заваливаюсь на спину. Успокоившись, лежу пару минут молча, сложив руки на животе. Прислушиваюсь к себе, пытаюсь осознать, что в действительности значат те самые две полоски.

Все изменится. Все будет не так, как сейчас.

— Неважно, что скажет Леднёв, аборт я делать не буду. Ни за что.

— Слава богу! — с облегчением вздыхает Тося. — А то я боялась…

— Мне бы успеть диплом защитить.

— Защитишь, другие же как-то защищаются.

— Угу, — бессильно подтверждаю я, все так же глядя в белый потолок.

— Звони Нику. Или завтра?

— Я до завтра помру.

— Я тоже. Звони, а то я нервничаю, — говорит Тося, нетерпеливо подергивая ногой.

— А я, думаешь, нет?

Я не просто нервничаю. У меня поджилки трясутся. Не ощущаю ни радости, ни разочарования — лихорадит от грядущих перемен, которые требуют срочного осознания.

Набираю новый номер Ника, он сразу берет трубку, не дав мне сделать ни одного глубокого вздоха для смелости.

— Ты дома? — обыденно спрашивает.

— Дома, — говорю и замолкаю в нерешительности. Короткая пауза режет по нервам, и я выдаю на одном дыхании: — Никита, я беременна.

— Точно? — спрашивает он на первый взгляд спокойно. Но так четко ощущается его волнение, как будто рядом сидит он, а не Тося.

— Да. И мне очень страшно.

— Все будет хорошо, — снова повторяет он те самые банальные слова, но в эту секунду мне до дрожи хочется в них верить. — Слышишь? Все будет хорошо.

— Да? — Хочется ухватиться за них, как за спасательный круг.

— Не смей ничего делать. Поняла? Не дай бог, ты что-нибудь с собой сделаешь, Настя, я тебе этого не прощу. Не дай бог, ты сделаешь аборт…

***

— Может, давай оставим все, как есть, и двинемся дальше? Я не хочу копаться в прошлом, понимаешь? Что еще я должна сказать, чтобы мы оставили это позади? — делаю безуспешную попытку отдалиться, но Ник хватает меня за руку и снова притягивает к себе.

— Нет! Ты мне скажешь, почему тогда промолчала, чтобы такого больше не повторилось!

— Такого точно больше не повторится!

Сейчас ничего не сможет сбить меня с пути, но подобного опыта никому не пожелаю. Жизнь положила меня на лопатки руками собственной матери. Подняться было трудно. Почти невозможно. Ошеломленная произошедшим, я будто наяву была поймала в силки кошмара и молила лишь об одном, чтобы рано или поздно все закончилось, и вернулось хотя бы некое подобие нормального состояния.