Узелки на шерстяной нити (СИ)

- Но что толку? – продолжал барон. – Что толку, Эгберт? Ты живой старый дурак, а я бестелесная нежить – и такой же старый дурак.

- Может, им не надо этого слышать? – Херн показал глазами на разбойников и Робина с Марион. Барон равнодушно махнул рукой.

- Сефер-Йецира знает лучше и сама решит, - улыбнулся Тальмон.

- Книга знать лучше, - повторил за Тальмоном Назир.

Марк шагнул к Саре и Гаю – его все эти чудесатости уже порядком утомили.

- Это все прекрасно, Дитрих, - начал он,- только почему я вдруг в двух экземплярах?

- Робин, неужели ты их отпустишь?! – раздался отчаянный вскрик Мача. Никто не видел, откуда у него в руках появился арбалет, никто не успел среагировать, когда рыжий разбойник взбросил его и, почти не целясь, с округлившимися безумными глазами выпустил болт в сторону Гая.

Марку казалось, что он в замедленной съемке видит движение Мача, вздергивание арбалета в его руках, то, как болт отделяется от изложья и летит… летит… И у Марка вполне достаточно времени, чтобы…

- Нейсс! Марк!!! – в два голоса вскрикнули Сара и Дитрих. Целую вечность, показалось им, Марк валился на землю с арбалетным болтом в груди - медленно, как срубленное дерево.

- Ну вот… теперь… хоть будет один… - с трудом шевеля губами прошептал Марк, силясь улыбнуться. Струйка крови выползла из уголка его рта, сбежала по бороде и затерялась в ней. Глаза широко раскрылись.

Гай не знал, сколько времени прошло. Он знал, что Марк мертв, он видел, как Сара ощупывала его, пыталась извлечь стрелу. Она что-то кричала, и бросились к ним Робин и Марион.

И вдруг все растворилось в тонком звоне, и в звон вплелось пение флейты – тихое, как зарождающаяся в виске боль. Гай видел, что все вокруг стало неясным, размытым и лишь в центре поля зрения сохраняло четкость – будто на все он смотрел сейчас через выпуклое стекло.

И соткавшийся из размытости человек в белом одеянии, черноволосый, с лисьей улыбкой и узковатыми глазами показался Гаю неотъемлемой частью этой новой, застывшей между мгновениями, между ударами сердца реальности.

- Все ниточки сошлись, - голос человека в белом журчал, как вода в ручейке, - все узелки распустились и готовы связать новые нити.

- Это ты… - Гай, вспомнив этого человека, вскочил с рычанием и бросился к нему, выхватывая на ходу меч. – Это ты виноват! Ты отправил нас сюда, чертов японец! Это из-за тебя…

- Поразительная проницательность, - ничуть не испугавшийся господин Абэ подялся в воздух, пропуская Гая, и приземлился возле тела Марка.

- Ничего нельзя сделать, Абэ-сан? – тихо спросила его Сара. Сил на ярость у нее сейчас не было – Марк, бездыханный, вытянувшийся на поросших травой древних булыжниках, был той реальностью, которой она никак не могла принять. А появившийся из ниоткуда человек – или не вполне человек, как подумалось вдруг Саре, - был ее последней надеждой.

- Можно, - с готовностью ответил японец. – И вы можете называть меня Сэймэй – в данный момент мне это имя больше подходит.

- Тогда…

- Я могу вернуть жизнь этому человеку, - японец встал. – Но лишь в обмен на другую жизнь.

При этих словах Назир с такой силой толкнул Мача вперед, что тот едва не пропахал носом.

- Это справедливо, - откликнулся Беллем.

- Но неправильно, - густой баритон Херна покрыл весь двор замка, будто удар большого колокола. – Возьми мою жизнь, колдун.

- Будем две старые глупые нежити, - эти слова он обратил к застывшему в изумлении Беллему.

Робин и сам не понял, как это вдруг Херн оказался лежащим рядом с телом этого… Назирового двойника. А диковинный пришелец расположился между ними и взмахнул широкими рукавами своего одеяния, как крыльями. И тонкое звенящее пение, разлитое в воздухе, стало звучнее, когда с губ пришельца слетали слова, которых никто не мог постичь. И словно сами камни, стены замка и сама земля вслед за колдуном затянула одну и ту же навязчивую ноту, от которой сжималось сердце. А колдун двигался, медленно, будто танцуя, и Робин завороженно следил за полетом его крыльев-рукавов.

И вдруг Херн пропал. Будто и не было его - только убитый зашевелился и приподнял голову, оглядев всех недоумевающим взглядом.

- Эгберт… - Беллем попытался крикнуть, но голос явно не повиновался ему. И барон совсем онемел, когда из-за полуосыпавшейся въездной арки вышел юноша лет двадцати в простом белом сюрко поверх кольчуги.

- Милорд Саймон? - улыбнулся он Беллему.

- Эгберт! – крикнул барон, бросаясь к нему - и вдруг оторопел, заметив, что вместо черной колдовской мантии вслед движению его взлетел алый плащ с белым прямым крестом. Остальные замерли, смотря, как вместо барона-чернокнижника перед ними предстал молодой черноволосый рыцарь.

- Мой… мой Эгберт…

- Милорд… Саймон… Саймон…

- Таки Сефер-Йецира знает лучше, что кому нужно, - проговорил Бен-Тальмон, когда молодой рыцарь и молодой оруженосец наконец приблизились друг к другу, и руки рыцаря в кольчужных перчатках легли на плечи оруженосца…

***

- И все, что у меня было с собой, осталось там? – Гай все еще не верил их возвращению, он охлопывал свои шорты плавки, будто что-то искал.