Узелок Святогора

Веня старательно прятала свои новые рисунки, но разве в интернате, где все так близки друг к другу, можно утаить хоть что-нибудь? Извлеченные из темноты тумбочки, ее работы вскоре лежали перед директрисой Савватеей Викторовной. И та, мягко преодолев Венино сопротивление, стала уговаривать ее не стыдиться. Наоборот, говорила она, это мы должны стыдиться, что до сих пор не помогли тебе. А потом директор интерната позвонила в местное отделение Союза художников, и оттуда пришел лохматый парень в сапогах и рыбачьей куртке. Парень рассматривал рисунки, чуть присвистывая, потом вызвал Веню в пионерскую комнату и осмотрел ее худую, угловатую фигуру с удовольствием и симпатией.

— Так я о тебе и думал, — сказал он. — Слава богу, что не красотка с голубыми бантиками. Трудяга, сразу видно.

Веня не поняла, почему он заговорил о красотке с голубыми бантиками, хотела было обидеться на парня, но он хлопнул ее по плечу, посадил рядом с собой и стал говорить о рисунке и его технике. Веня постепенно оттаяла, принялась спорить, забыв обо всем, но парень быстро показал ей, что она еще много не знает и не умеет. Когда он ушел, девочкой овладело предчувствие чего-то необыкновенного, что должна принести ей жизнь, и она, не спросясь никого, сбежала в парк, где, тронутые первым морозцем, блестели асфальтовые дорожки и одиноко стояли обшарпанные скамейки. Там она бродила до самого вечера, но никто не ругал ее по возвращении, и эта свобода тоже опьяняла ее, будоражила, как будоражит молодую душу первый весенний ветер — тонкий и чуть хмельной…

* * *

На Веню теперь смотрели в интернате иначе — новые ее рисунки и похвала лохматого парня сделали свое дело. Антоля Ивановна чуть ли не робела перед нею, взгляд ее, устремленный на Веню, был настороженным и испытующим, как будто она старалась рассмотреть в девочке что-то особенное, Венины одноклассники признавали ее старшинство и превосходство, и это новое для нее чувство уверенности в себе тоже было волнующим и необыкновенным.

Наступал Новый год. Этот праздник с давних пор был самым любимым для Вени, да, наверное, и для всех остальных ребят интерната, потому что ему сопутствовали большие каникулы, поездки. На каникулы в интернат приезжали прежние выпускники. Веня особенно ожидала приезда Германа и Валерки, однако ждала их с каким-то недобрым, мстительным чувством.

Но Валерка приехал один — приехал неожиданно, поздно вечером, когда был объявлен «отбой» и в доме оставались только дежурные. Веня только что вымыла коридор и лестницу, сразу же покрывшуюся тонким ледком, и поднялась в рабочую комнату. Когда она открыла дверь, сквозняк распахнул шкаф, стоящий в глубине комнаты, и стали видны нарядные накрахмаленные костюмы, приготовленные к новогоднему карнавалу. Один из них, белый, с наклеенными серебристыми блестками, привлек ее внимание. Она осторожно сняла его с вешалки: «Кажется, Царевна-Лебедь — это Таня?» Она вспомнила, что отказалась от карнавального костюма. До сих нор на маскарадах она была Бабой Ягой, и ей не хотелось повторяться. И вдруг она быстро сбросила с себя лыжный костюм, в котором убирала лестницу, и торопливо натянула прохладное, шуршащее одеяние, одернула на бедрах твердую, как навощенную, марлю, несмело провела рукой по оголенной шее. Потом взглянула в зеркало.

Незнакомая девочка, тоненькая и испуганная, смотрела на нее. Темные глаза, чуть великоватый рот, худые обнаженные руки… Веня перевела дыхание, уже спокойное и пристальнее осмотрела себя, пригладила на висках волосы. Словно подчиняясь неслышной музыке, повела головой — вправо, влево… потом, не отрывая взгляда от зеркальной дверцы шкафа, засмеялась легко и освобождение, словно сбрасывая с себя давнюю тяжесть.

Она кружилась по комнате, вскинув руки и запрокинув голову. Из приоткрытой двери с удивлением следил за ней Валерка. Наконец он не выдержал, вошел в комнату. Веня обернулась, лицо ее отразило смятение и вместе с тем злую готовность защищаться.

— Пика, тебя просто не узнать!

Он вошел с чемоданом и поставил его у двери, потом сел на диван.

— Зато тебя можно узнать сразу — все тот же грубиян.

Валерка смотрел на нее странным взглядом. Потом ответил, словно только сейчас дошел до него смысл сказанных ею слов:

— Зачем ты так? Я вовсе не грубиян.

— А ты зачем дразнишь меня Пикой? Ее уже нет. Понятно? Нет! И никогда не будет!

— Ну, нет так и нет. Чего сразу цапаться?

Голос у Валерки был чуть хрипловатым, растерянным. И она, глядя на него, вдруг почувствовала себя старшей, взрослой, хотя была всего лишь восьмиклассницей, а Валерка как-никак уже учился в техникуме связи и был студентом. Расставшись с Германом, который уехал к вернувшимся из-за границы родителям, Валерка стал наконец самим собой. Он обезоруживающе усмехнулся. Веня вспомнила вдруг, как когда-то на уроке труда он сделал за нее молоток, с которым она никак не могла справиться.

— Ну что, явился — не запылился? — уже добродушно спросила она.