Уж замуж невтерпеж (СИ)

Всевышний, спаси и сохрани! Спаси и сохрани. Мне надо думать о чем-то хорошем, иначе никакие эльфийские заклятия, никакая магия пиктоли не спрячет меня. Думать о хорошем. Но о чем? Обычно лекари в таких случаях советуют вспомнить сны. Только мне и со снами не везет: даже самые безобидные, на первый взгляд, на рассвете оставляют горечь и страх. Даже сон про фиалки в трактире, где я с маман и папа встретилась!

Фиалки… Фларимон… Ох, как же я раньше не догадалась, ведь тот сон был именно о нем, моем супруге! Те фиалки, что манили меня, и есть Фларимон. Ведь и по сей день не могу решиться: хочу быть с ним, но боюсь, да и невозможно это. А тогда еще хуже было: я все не решалась последовать за ним, хотя до боли хотелось. Жаль, остальные сны так легко не разгадаешь: то ли будущее примерещилось (слишком это невероятно, даже если смотреть на все романтическим взглядом Сирин), то ли желания тайные отразились (а разве я того желаю?).

— Слышь, позови чудище, — похоже, хриплый, каркающий голос принадлежит старшому.

Нет, не главарю — тот бы не стал просить, просто приказал, а этот сомневается в силе своих слов, а значит и полномочий.

— Сам его позови, — огрызается разбойник, но по шелесту опавших листьев под ногами ясно, что послушался.

А пиктоли до него и дела нет. Все принюхивается, почти вплотную приблизившись к нам. Сирин в страхе закатывает очи. Жармю руку в кулак сжал (мне его правую руку немного видно, левую нет, потому как он сзади вообще-то лежит). А с Эфиана пот градом течет. Но он держится, только зубы сцепил, да глаза зажмурил.

— Эй, ты, чудище придурошное, пошли уже. Чего там застрял? — недовольно проворчал разбойник, а в самой глубине слышится страх.

Верный страх: кто знает, чего ожидать от обезумевшего пиктоли? Вот и разбойники не знают. Даже я не могу предсказать его действий, я — пиктоли.

А безумцу и дела нет до разбойников. Он все принюхивается, не желая верить глазам, пытаясь хоть что-то рассмотреть — того и гляди, на нас в канаву свалится. Но и эльф не зря столько сил тратит: лоб покрылся испариной, зубы стиснуты до боли, ресницы трепещут крыльями бабочки, но он не сдается, не позволяет себе ослабить заклинание.

— Эй-эй! Чудище! Оглохло? — разбойник решился все же приблизиться и даже коснуться пиктоли.

Только палкой. И это было ошибкой: рыкнув, почти мгновенно развернувшись, пиктоли кинулся на разбойника. Тот даже и охнуть не успел. Это конечно глупо, и все от страха, но я рада, что мне не видны они. Но слышно же! Крики, ругань, хрипы, рык — все смешалось в единый клубок.

— Да не стойте! Дройдель кидайте! — разнесся над поляной зычный крик главаря.

Долго же он не вмешивался. Но постойте… Дройдель? И резкая горечь соли на языке — золото…

Папа настойчиво уговаривает братца засесть за старинные манускрипты, в буквальном смысле выцарапанные у кого-то из родственников. В случае папа это означает монотонное нудение одного слова: «Читай!» и больше ничего, какие бы фразы не летели в ответ. Да только Сарга минул одиннадцатый год, и он считает себя жуть как взрослым. А ведь с утра умчался с деревенскими мальчишками строить из старых досок шалаш: приставят к заброшенному сараю, где кусты разрослись, да травой закидают. Трава еще молодая, зеленая-зеленая, вот только назавтра она совсем пожухнет, никакой красоты в шалаше не останется и все на виду окажется. Да и шалаш ли это?