Ужас и страх

Взбодренные обещанием, мужики со вздохами стали выкарабкиваться из грузовика на землю. Светомаскировка оказалась не абсолютной — везде выскальзывали лучики, вспыхивали фары, светили зажигалки. Название тылового поселка было засекречено, но, по всей видимости, он находился на сплетении железнодорожных и шоссейных путей. Чуть в сторонке ухали паровозы-тепловозы, а по площади на прицепах прокатили несколько длинношеих гаубиц.

В ротной массе чувствовалась анемичность, приобретенная за время сидения в Копорской крепости. Но вице-диктатор полка пресек гибельную застенчивость, крикнув:

— Глядеть молодцом! Подбородок вверх! Навести шороху от имени Адмиралтейского полка! Это приказ! Приказ военного времени! Ясно я говорю?

— Так точно! — неожиданно вместе выдохнула рота.

Казалось, Рабинович-Березовский не бывал тут никогда, но знал все входы и выходы, стопроцентно ориентируясь даже в темноте. Обогнув смелой дугой автостоянку и группы ждущих приказа рядовых, мы прогарцевали по рыхлой темноте и скоро приблизились к стандартной “стекляшке” двухэтажного продовольственного магазина.

Чувствовалось, как внутри “стекляшки” вздрагивает, булькает и кипит жизнь. От приглушенных басов прогибались стекла витрин, казалось, биологический жар разгоряченных тел подогревал пространство. Возле дверей стояли унылые группы солдат неизвестных родов войск. Ротный по-хозяйски провел нас к дверям, протянул билетики спецназовцу, загораживающему путь, и пятидесятилетних в среднем дядек пропустили в клуб-казино “Страх и ужас”, словно школьников на детский утренник.

Внутри кипели тропики. Точнее сказать, тропический лес — все тут росло, колыхалось и воняло. В нос ударил запах человеческих тел, перегоревшего алкоголя, сортиров и выпрыснутого семени. На первом этаже находилась длиннющая стойка бара. По ней бармен пулял сидящим перед ней полные стаканчики. Остальное пространство оказалось разбитым хитроумным лабиринтом на закутки со столами и стульями. В противоположном от бара углу в красных лучах женщина без штанов вертелась вокруг металлической стойки. Она терлась о железо эрогенными зонами, и неумелость движений компенсировалась искренностью. Мужики возбуждались, как могли, более нажимая на выпивку. Мест не хватало, и многие сидели на полу. Некоторые уже лежали. На второй этаж вела лестница, подсвечиваемая разноцветными лампочками и охраняемая спецназовцами в камуфляже. Поп-рок в динамиках вдруг оборвался, и заиграл Гимн России. Народ вскочил и стал мычать вместе. Затем все сели обратно, а кое-кто обратно упал. Ротный, вихляя бедрами, провальсировал вдоль стойки. Было не ясно, что делать, и каждый начал по-своему. Отправлявшимся утром в дозор полагался “двойной” билет. То ли двойная выпивка, то ли двойная баба. Пить не хотелось, а баб где трахать, никто не объяснил. И как? На полу, что ли? В разноцветной темноте я успел разглядеть нечто похожее на любовь: в одном из закутков перед мужчинами на карачках стояли женщины с членами в зубах и мешали пить… Но тут уже был важен не факт и качество фрикции, а состояние пространства, излучавшего само по себе, несмотря на возраст прибывавших бойцов, энергетику случайной случки.

— Основные терапевтические услуги наверху! — кричит мне в лицо бармен, видя мою неуверенность. — А здесь химические! Давай налью коктейль номер пять!

— Что это? — спрашиваю.

— Это настойка овса, смешанная со слезами ибиса.

— С чем?

— Со слезами! Но не только. Плюс щепотка протертых земляных яблок и кагор.

Срываться в пьянство не имело смысла. Я только, что понял формулу мира, а спьяну можно и забыть. А идти трахаться как-то так ни с того ни с сего… Да и с кем? Ради каких идеалов?…

Ход рассуждений прерывает знакомый вопль. Это кричат мне из глубины лабиринта. Надоевшие до чертиков, такие необходимые сейчас, оказавшиеся в нужное время и нужном месте мудаки. Ужо они поймут мои искания смыслов!

Я продираюсь сквозь рыхлую солдатскую массу и протискиваюсь за стол.

— Вот и свиделись, — говорю. — Сидите классно.

— Твоими молитвами, — отвечает Женя Злягин и чуть сдвигает толстое тело. — Присаживайся.

Паша— Есаул поднимается из-за стола под углом в сорок пять градусов и лезет через Злягина обниматься.

— Владимир! Молодец, что живой появился.

— Молодец, — соглашаюсь и тяну руку в сторону Саши Секи.

— Да! Привет! — Саша жмет, а за ним и Серега Ухов.

Поспевают бодрые слова, под которые поднимаются рюмки. Я тоже хватаю пустой стакан и влезаю с ним в круг. Затем вскрики сквозь солдатский гул. Лишь Серега молчит в русую бородку, улыбается, посмеивается, прикрывая растительность ладошкой.

— Нас завтра сбросят в тыл на парашютах, — объясняет Паша. — Наконец я сделаю это.

Злягин обвешан странного вида мешочками с оранжевыми шнурами. И так огромный, он теперь похож на отрицательный персонаж из битловского мультфильма “Yellow submarine”.

— Что это ты за Рэмбо такой? — интересуюсь, а Женя:

— Суки, — говорит, но Паша не соглашается:

— Его, как мы тогда и решили, превратили в ловушку-приманку.

— И в бомбу одновременно, — добавляет Сека.

— В какую бомбу? — не понимаю.