Ужас на поле для гольфа. Приключения Жюля де Грандена

– Я всегда думал, что эти разговоры о любви с первого взгляда сильно преувеличены, но теперь я излечился. Я совсем забыл про еду, не видел и не думал ни о чем, кроме нее. Если бы у меня было еще два года жизни, я думаю, ничто не могло бы удержать меня от ухаживания за ней и предложения выйти замуж…

– Précisément, совершенно верно, – раздраженно перебил его француз. – Мы понимаем, что вы были увлечены, месье. Но ради любви двадцати тысяч бледных голубых обезьян, я умоляю вас рассказать нам, что вы сделали, а не то, что вы думали.

– Я просто сидел и смотрел на нее, сэр. Не мог ничего поделать. Когда та большая скотина поднялась и ушла, а она улыбнулась мне, мое бедное старое сердце сжалось, поверьте. Когда она улыбнулась во второй раз, в мире не нашлось бы цепей, чтобы удержать меня. Вы бы подумали, что она знала меня всю жизнь, когда она поднялась, и мы вместе вышли из кафе. У нее был большой черный автомобиль, ожидающий снаружи, и я сел прямо с ней. Прежде чем отправиться, я рассказал ей, кем я был, как долго я смогу прожить, и что мое единственное сожаление – потерять ее, когда я ее только нашел. Я…

– Parbleu, вы сказали ей это?

– Конечно же, сказал, и намного больше, – выпалил, что полюбил ее, прежде чем узнал.

– И она…

– Джентльмены, я не уверен, был ли это бред или болезнь, но я уверен, что со мной случилось что-то особенное. Теперь я хочу, чтобы вы знали, что я не сумасшедший, прежде чем расскажу вам все остальное. У меня мог быть сердечный приступ или что-то еще, а потом я заснул и мне это приснилось.

– Рассказывайте, мсье, – мрачно произнес де Гранден. – Мы слушаем.

– Очень хорошо. Когда я сказал, что люблю ее, девушка просто поднесла руки к своим глазам – вот так, – как будто чтобы вытереть слезы. Я ожидал, что она рассердится или, может быть, рассмеется, но она этого не сделала. Все, что она сказала, было: «Слишком поздно… слишком поздно!»

«Я знаю, это так, – отвечал я. – Я уже говорил, что я на пути к смерти, но я не могу идти туда, не рассказав вам, как я себя чувствую».

Тогда она сказала: «О, нет, это не так, мой дорогой. Это совсем не то, что я имела в виду. Ибо я тоже люблю тебя, хотя я не имею права так говорить… я не имею права любить кого-либо… мне тоже слишком поздно».

После этого я просто взял и крепко обнял ее, и она всхлипнула, словно ее сердце разрывалось. Наконец я попросил ее пообещать мне: «Мне будет спокойнее отдыхать в своей могиле, если я буду знать, что ты никогда не пойдешь с этим уродливым грубияном, с которым я видел тебя сегодня вечером», – сказал я ей, а она вскрикнула и заплакала еще сильнее.

Тогда у меня возникла ужасная мысль, что, возможно, она была замужем за ним, и именно это она имела в виду, когда сказала, что уже слишком поздно. Поэтому я спросил ее об этом.

Тогда она сказала что-то дьявольски странное: «Я должна приходить к нему всякий раз, как он зовет меня. Хотя я ненавижу его так, как вы никогда не поймете; когда он зовет, мне нужно идти. Это первый раз, когда я пошла с ним, но я должна идти снова, и снова, и снова!» Она продолжала кричать это слово, пока я не поцеловал ее в губы.

Вскоре машина остановилась, и мы вышли. Я думаю, мы были в каком-то парке, но я был настолько поглощен попытками ее утешить, что ничего не замечал.

Она провела меня через большие ворота, и мы пошли по извилистой дороге. Наконец мы остановились перед каким-то домиком, и я обнял ее для последнего поцелуя.

Я не знаю, действительно ли это произошло, или я потерял сознание и мне приснилось. Я думаю, произошло вот что: вместо того, чтобы прижаться к моим губам, она обхватила мои губы своими, и, казалось, вырвала воздух из моих легких. Я чувствовал, что теряю сознание, как пловец, пойманный прибоем, измотанный, на последнем издыхании. Мои глаза казались ослепленными туманом; тогда все пошло кру́гом, потемнело, колени мои ослабли. Я все еще ощущал ее руки, обнимающие меня, и помню, как удивлялся ее силе, но казалось, что она переместилась губами к моему горлу. Я слабел и слабел в каком-то томительном экстазе, – если это что-то для вас значит. Больше похоже на то, как вы укладываетесь в мягкую теплую постель, изрядно нагрузившись бренди, после холода и усталости. Следующее, что я помню: мои колени подогнулись, как у тряпичной куклы, и я рухнул на ступеньки. Должно быть, я получил страшный удар по голове, когда упал, потому что полностью потерял сознание. И наконец, проснувшись, я увидел вас, джентльмены, хлопочущих надо мной. Скажите, мне все это приснилось? Я… просто… проснулся?..

Слова медленно затухали, как будто он засыпал; его голова упала, а руки, бессильно соскользнув с коленей, вяло болтались над полом.

– Он отключился? – прошептал я, а де Гранден в один прыжок бросился к нему и разорвал его воротник.

– Не совсем, – ответил он. – Еще амилнитрита, пожалуйста. Он оживет через мгновение, и может отправляться домой, если пообещает не убивать себя. Mon Dieu, уничтожить тело и душу, пустить себе пулю в мозг? Вот, друг мой Троубридж, все получилось, как я боялся!