Ужас на поле для гольфа. Приключения Жюля де Грандена

Перед нами на три-четыре фута лежал каменный пол, износившийся, гладкий в центре, как будто отшлифованный шагами множества ног. За ним начинался пролет узких каменных лестниц, которые круто уходили вниз, как в чудовищный дымоход.

Де Гранден повернулся ко мне, и его маленькое, сердцевидное лицо было более серьезным, чем я когда-либо видел.

– Троубридж, дорогой, добрый друг, – сказал он таким тихим и хриплым голосом, что я едва мог разобрать его слова, – мы сталкивались со многими опасностями – опасностями духа и опасностями плоти, – и мы всегда побеждали. На этот раз мы не сможем. Если я не ошибаюсь, на этих ступенях лежит зло, более древнее и сильное, чем мы встречали до сих пор. Я вооружился против него оружием религии и науки, но… я не знаю, что они будут использовать. Скажите, готовы ли вы вернуться в свою постель? Я не буду думать о вас хуже, потому что никто не обязан смотреть на это безрассудно, и теперь нет времени объяснять. Если я выживу, я вернусь и расскажу вам все. Если я не вернусь с дневным светом, узнайте, что я погиб, и подумайте обо мне, как о том, кто очень вас любил. Не скажете ли вы теперь «прощай», старый друг? – Он протянул руку, и я увидел, как его длинные гладкие пальцы дрожат от едва сдерживаемого напряжения.

– Нет! – горячо ответил я, уязвленный его предложением. – Я не знаю, что там внизу, но если вы пойдете, я тоже пойду!

Прежде чем я понял, что он хочет, он обнял меня за шею и поцеловал в обе щеки.

– Итак, вперед, мой храбрый товарищ! – воскликнул он. – В эту ночь нам предстоит такое сражение, какое не велось с тех пор, как святой Георгий убил чудовище!

VII

Мы направились по круглой витой нисходящей спирали, – я насчитал сто семьдесят шагов, – углубляясь в черную тьму. Наконец, когда я начал испытывать головокружение от бесконечных штопорных поворотов, мы дошли до крутого наклонного туннеля, покрытого гладкой черно-белой плиткой. Мы поспешили вниз, пока не прошли расстояние футов в сто, затем спустились примерно на столько же, сколько и по первой лестнице.

– Осторожно, осторожно, друг мой, – шепотом предупредил француз.

Остановившись и пошарив в кармане пиджака, мой спутник шагнул к барьеру и положил левую руку на тяжелую кованую железную защелку. Портал чуть качнулся, когда он коснулся его, и следом из темноты раздалось:

– Qui va la?[313]

Де Гранден осветил фонариком дверной проем, обнаружив высокую фигуру в блестящих черных доспехах, на которые была накинута обычная коричневая монашеская ряса. Часовой носил прическу бобриком, похожую на стрижку, любимую детьми сегодня; на желтоватых щеках прорастали зачатки редкой бородки. Под лучом фонарика де Грандена обнаружилось молодое слабовольное лицо; но злоба была уже хорошо знакома ему.

– Qui vive?[314] – повторил парень довольно высоким, женоподобным голосом, положив руку на рукоять тяжелого меча, свисающего с широких латунных лат под его рясой.

– Те, кто на службе Всевышнего Бога, petit bête![315] – ответил де Гранден, вытащив из кармана пиджака что-то (острый терновый шип, я думаю), и сунул его к лицу надзирателя.

– Ой! – резко крикнул тот, скорчившись. – Не прикасайся ко мне, добрый messires, умоляю…

– Ха – а так? – де Гранден скрежетнул зубами и провел разветвленной веточкой вниз по лицу часового. Удивительно, но юноша, казалось, сжался и сморщился.

Дрожа и содрогаясь, он наклонился вперед, упал на колени, рухнул на пол и пропал! Остались только меч, доспехи и ряса.

В сотне футов далее наш путь преградила другая дверь, шире, выше и тяжелее первой. Пока никто не охранял ее, но она была так твердо заблокирована, что все наши усилия оказались напрасными.

– Друг мой Троубридж, – объявил де Гранден, – кажется, нам придется взломать этот замок, как и тот. Продолжайте следить, пока я открываю для нас путь.

Он поднялся и отодвинул затвор, закрывающий глазок в толстых панелях двери; затем, опустившись на колени, вытащил проволочки и начал работать над замком.

Вглядевшись в крошечный глазок, я увидел часовню, имеющую круглую форму, с напольными плитами из полированного желтого камня, инкрустированные там и сям пурпурными бляшками.

В сиянии шаткой желтой лампы над алтарем и в мерцании нескольких оплывших церковных свечей, я увидел, что помещение было увенчано сводчатым потолком, поддерживаемым рядом сходящихся арок, а портал каждой арки крепился резным изображением огромной человеческой ноги, которая покоилась на короне отвратительной получеловеческой головы, попирая ее и придавая ей адскую гримасу смешанной боли и ярости.

За желтой лампой святилища виднелся алтарь, к нему вели три низкие ступени; на нем находилось высокое деревянное распятие, с которого была снята фигура, и к которому пригвоздили, как непонятную карикатуру, огромную черную летучую мышь.