Я попятилась, развернулась и быстро пошла, почти побежала в сторону озера. У меня возникло непонятное убеждение, что некто, чей тяжелый и пристальный взгляд из темноты я только что почувствовала, не только следит, но и следует за мной, перемещаясь в лесу параллельно тропинке. И следует он — или оно — совсем недалеко от нее. И, возможно, с каждой секундой все приближаясь к тропинке, а значит — и ко мне. Умом-то я понимала, что все это не более чем ночные иррациональные страхи, атавистическая боязнь перед первобытно сумрачным и от этого кажущимся очень и очень враждебным лесом. Возможно, подсознательно на появление этого страха повлияло и вчерашнее убийство, о котором я почти забыла. Забыть-то забыла, но тревожное состояние внутри меня наверняка оставалось, лишь притихнув на время. И я ничего не могла с собой поделать: ощущение того, что меня кто-то преследует, было сильнее любых доводов разума.
Вдруг мне стало до чертиков страшно.
И тогда я, плюнув на все — на гордость, на доводы разума, на пресловутую, не зря приписываемую всем нам, Бутурлиным, смелость, — уже не оглядываясь, что было сил припустилась по тропинке. Как кошка, за которой гонится дворняга. К тому же мне казалось, что если я хоть раз обернусь, то увижу такое, отчего у меня сразу же разорвется сердце; сердце, которое и так от страха колотилось в груди, как сумасшедшее.
Поэтому-то я и бежала.
Я абсолютно потеряла счет времени, но судя по тому, что скоро из темноты до меня донеслись громкие звуки музыки — «Иглс» во всю наяривали свой бессмертный «Отель «Калифорния»», — а потом и пьяные голоса, веселый смех, — я неслась по тропинке недолго. На меня дохнуло влажной сыростью — озеро было уже буквально в двух шагах.
Я пробежала еще совсем немного, тропинка резко свернула к берегу, и я наконец остановилась, тяжело дыша. Но при этом почувствовала невероятное облегчение — я невредимой выбралась из леса.
И сразу все мои страхи как рукой сняло.
На полянке у самой воды стояла большая шестиместная палатка, освещенная изнутри лампой. Возле палатки вовсю полыхал костер и виднелись черные на фоне пламени силуэты людей: яркий огонь делал ночь еще темнее. На траве и кустах плясали вытянутые огромные тени. Донельзя аппетитно пахло шашлыками: сбоку от костра над мангалом — продолговатой ямкой, вырытой в земле и заполненной раскаленными углями, над которыми на камнях висели шампуры с нанизанными на них кусками мяса, помидоров и кольцами лука, — витал просто потрясающий аромат. Я сразу почувствовала голод. И судя по всему, шашлык был уже на подходе. Над шампурами, сбрызгивая их белым вином и размахивая полотенцем, колдовал Мишаня, одновременно отгоняя оголодавший народ, который, постанывая от нетерпения, стаей голодных троглодитов окружил мангал со всех сторон. Наверное поэтому никто и не заметил, как я появилась возле костра.
— Привет, а вот наконец и я! — громко, запыхавшимся голосом сказала я, выходя из темноты.
В самый последний момент, увидев совсем близко костер и почувствовав себя в безопасности (от чего все же?), я заставила себя перейти на пусть довольно торопливый, но все-таки шаг.
В ответ раздался восторженный пьяный рев.
Народ бросился ко мне, окружил, затормошил, заобнимал, наперебой говоря о том, что летний отдых на даче пошел мне на пользу, что следы прошедшей сессии ликвидированы успешно, что загар у меня прямо-таки какой-то крымский и вообще я красотка. Все это было слышать приятно, даже если не обращать внимания на количество вина, уже уничтоженного народом.
Сразу же я узнала и все свежайшие новости: людей, кроме нас, здесь никого, плавал тут один подрывник-браконьер, да и тот смылся, уничтожив, наверное, в озере всю живность; а само озеро у вас тут просто ломовое, мы купались; Андрюша — отличный проводник, гений, ну просто Кожаный Чулок, и в награду за его труды Алена сразу по приходу сюда утащила Андрюшу искать грибы.
— На ночь глядючи, — вставила ехидно Маня.
— Ходили до самой темноты, а грибов принесли — ноль. Не повезло, — сочувственно вздыхая, добавила Любаша. — А уж притомились, бедняги… Утверждают, что купались.
— Тем не менее, усталые, но довольные, вернулись они домой, — резюмировал Слава, почти дословно цитируя знаменитого пионерского писателя.
Реплику покрыл дикий хохот.
— А где же они сейчас? — спросила я, оглядываясь.
— Андрюша ее снова уволок. Теперь, наверное, корешки собирать, — сказал Иван.
— Какие такие корешки? — не поняла я сразу.
— Волшебные. От которых дети бывают, — под общий смех невозмутимым тоном заявил Слава. — Давай, давай к столу, Станислава.