Но он уже узрел громоздившиеся в комнате Чиуна лакированные дорожные сундуки с замками, залитыми воском — чтобы кто-нибудь не попытался вскрыть их без ведома хозяина.
— Прежде всего голос разума заставил императора на сей раз поставить во главе дела настоящего Мастера, — продолжал Чиун.
— Уж не тебя ли, папочка? — язвительно вопросил Римо.
— Не дерзи, — поморщился Чиун. — Кроме того, войдя, ты забыл поклониться.
— Да ладно, кончай. Ну и что он сказал?
— При виде той гнусной, позорной сцены, что ты устроил внизу, император несказанно удивился: как ты, впитывая мудрость Синанджу столько лет, можешь при этом оставаться совершеннейшим недоумком?
— А ты что?
— А я ответил, что и так сотворил чудеса — учитывая, что мне пришлось иметь дело с толстым белым лентяем.
— А он что?
— Он ответил, что от всего сердца сочувствует доброте и мудрости учителя, который все эти годы терпит нерадивость того, кто не умеет до сих пор управлять дыханием и кровообращением.
— Ну, этого он не говорил.
— Твое дыхание расстроилось настолько, что даже белый пожиратель мяса смог услышать это! — вознегодовал Чиун.
— С этим я давно справился, а что касается Смитти, про дыхание он знает только одно: когда оно совсем прекращается — это плохо. В остальном он понимает в этом примерно же столько, сколько ты, Чиун, — в компьютерах.
— Я, например, знаю, что компьютеры следует включать в розетки, — заявил Чиун. — Я знаю об этом от неблагодарного олуха, порочащего великий Дом Синанджу, который подобрал его в грязи и путем тщания и всемерных ограничений, при помощи великого знания превратил этот кусок мертвечины хотя бы в отдаленное подобие того, чем предназначено было ему стать свыше!
— Слушай, папочка, — обратился Римо к человеку, который действительно лепил и переделывал его — хотя нередко весьма занудными способами. — Смит понимает в дыхании и всяких таких вещах не больше того, что ты, например, смыслишь в демократии — вот так!
— О, я знаю, что вы постоянно лжете самим себе, что выбираете достойнейших среди равных — хотя в действительности, как и повсюду, вами правят императоры.
— Ну так что сказал Смит?
— Что твое дыхание позорит Дом Синанджу.
— Дословно — что именно?
— Он услышал шум, выглянул на улицу и сказал — «какой позор!»
— Это потому, что за мной увязалась полиция. А он не хотел лишней огласки. И имел в виду вовсе не мое дыхание.
— Не прикидывайся дураком, — возразил Чиун. — Ты вывалился из этого средства передвижения, пыхтя, как раненый бегемот — как будто ноздри твои тебе вовсе не повиновались! Смит все видел — и ты всерьез думаешь, что не это вызвало его праведный гнев, а эти ваши полицейские — которые не могут причинить вреда никому, в особенности тем, кто дает им деньги!
— Ну хорошо, хорошо. Мое дыхание ему не понравилось. Что дальше?
— Дальше ты поехал наверх.
— А куда же еще?
— Хотя внизу тебе было бы самое место, — радостно захихикал Чиун.
Отсмеявшись, он поведал наконец Римо переданные ему Смитом инструкции.
Он и Римо должны проникнуть в президентский дворец.
— Белый дом, — поправил Римо.
— Верно, — кивнул Чиун. — Император Смит хочет, чтобы мы показали тому, другому, который тоже считает себя императором, в чьих руках подлинная власть. И что тот, кому служит карающий меч Синанджу, останется властелином навсегда — император может быть только один, кто бы там не называл себя этим титулом. Вот чего хочет от нас император Смит.
— Н-не понял, — Римо замотал головой.
— Ты слышал о «зелени леса»? Очень старый прием, но я позволил мистеру Смиту думать, будто его открыл он — хотя нам он известен с незапамятных времен. Все очень просто.
— Что за «зелень леса»? — удивился Римо. — В первый раз слышу.
— Когда ты смотришь на лес с некоторого расстояния, то видишь зелень. Значит, лес — это зелень: ведь ты видишь именно так. Но потом, когда ты приблизился, то начал различать листья, из которых состоит зелень, и сказал: значит, лес — это листва. Но когда ты подойдешь еще ближе, то увидишь, что листья — всего лишь крошечные существа, которым дают жизнь деревья, и, стало быть, деревья и есть настоящий лес.
Так и власть в стране зачастую принадлежит не тому, кого люди считают императором — но мудрейшему, отдавшему свое сердце знанию Дома Синанджу. И долг мастера, состоящего в услужении истинного императора — показать самозванцу, в чьих руках настоящая власть, дать ему понять, что лист — всего лишь часть огромного дерева. Простой способ. И известный нам с давних времен.
«Нам» — то есть дому Синанджу, Мастерам, поступавшим на службу к царям, императорам и фараонам всех эпох с одной-единственной целью — прокормить нищую деревеньку на берегу Корейского залива. Много лег назад Чиун, последний из Мастеров, начал тренировать Римо, благодаря чему благосостояние деревни Синанджу ежегодно увеличивалось.
— А нам-то что нужно делать? — Римо попытался вернуть Чиуна к реальности.
— Вселить страх в сердце президента! Поведать ему о его бессилии. Заставить его на коленях молить о милосердии императора Смита. Наконец-то Мастеру дано достойное поручение!