Ужас в музее

Эксперименты с окраской мух продолжаются успешно. Одну из изомерных форм железистого ферроцианида можно растворить в спирте с небольшой примесью солей поташа и опрыскать получившимся составом насекомых. Опрыскивание дает замечательный эффект. Жидкость окрашивает их крылья в голубой цвет без особого воздействия на темную грудку и не смывается, когда смачиваешь подопытных особей водой. Думаю, с такой маскировкой я смогу использовать полученные гибриды цеце и тем избежать хлопот с дальнейшим экспериментированием. Как бы ни был остер на глаз Мур, голубокрылую муху с грудкой, наполовину взятой от цеце, ему не опознать. Конечно, все эти штуки с перекраской насекомых я держу в глубокой тайне. Отныне и впредь ничто и никак не должно связывать мое имя с этими голубыми тварями.

9 октября. Батта впал в сонливость и уложен в постель. Гамбе же я в течение двух недель вводил трипарсамид и думаю, что он выздоровеет.

25 октября. Батта плох, но Гамба почти здоров.

18 ноября. Вчера умер Батта. В тот же день произошла странная штука, повергнувшая меня в трепет, ибо она напомнила мне о туземных легендах и собственных страхах этого чернокожего. Вернувшись после установления факта смерти в лабораторию, я услышал весьма необычное гудение и биение о стенки в садке номер двенадцать, где содержалась ужалившая его муха. Эта тварь, казалось, вовсе обезумела, но стоило появиться мне, как все прекратилось — она сияла крылышками, сидя на проволочной сетке, и самым странным образом смотрела на меня. Она протягивала через сетку свои лапки, как бы выражая тем полнейшее изумление. Когда же после обеда я вошел сюда вместе с Алленом, муха была уже мертва. Похоже, после моего ухода она вновь впала в неистовство и буквально выбила из себя жизнь, колотясь о стенки садка.

Чрезвычайно подозрительно, что такая вещь произошла сразу же после смерти Батты. Узнай об этом кто-нибудь из чернокожих, он немедленно отнес бы все случившееся на счет переселения в муху души бедняги покойного. Отправлю-ка своих голубых гибридов в путь пораньше. Судя по всему, их смертоносная способность намного выше, чем у чистых palpalis. Батта умер через три месяца и восемь дней после заражения — но, естественно, всегда нужно учитывать широкий диапазон неопределенности. Я почти сожалею о том, что болезнь Гамбы не могла развиваться дольше.

5 декабря. Строю планы, как лучше доставить моих посланников к Муру. Надо обставить дело таким образом, чтобы у всех сложилось впечатление, что они были отправлены каким-нибудь неизвестным энтомологом, якобы прочитавшим муровских «Двукрылых Центральной и Южной Африки» и полагающим, что автору захочется изучить эту «новую и не поддающуюся определению» разновидность. Следует также присовокупить достаточно твердо обоснованные заверения в том, что голубокрылая муха абсолютно безвредна, — здесь можно сослаться на многолетний опыт туземцев. Мур тут же забудет о мерах предосторожности, и одна из мух рано или поздно цапнет его, хотя нельзя предугадать, когда именно это случится.

Должен буду положиться на письма моих нью-йоркских друзей — время от времени они еще поминают в них о Муре, — чтобы быть в курсе развития событий. Уверен, что письмам этим предстоит возвестить о его смерти. Однако мне ни в коем случае не следует самому интересоваться делами Мура. Мух я пошлю ему по почте во время экспедиции, ибо никто не должен знать времени, когда я сделаю это. Самое лучшее — это взять долгий отпуск для поездки в глубинные районы, отрастить там бороду, а после, приняв вид случайно заехавшего в Укале энтомолога, отправить оттуда посылку и уже без бороды вернуться домой.

12 апреля 1930 года. Возвращение в Мгонгу после долгой экспедиции. Все получилось превосходно, график выдержан с точностью до одного часа. Отправил мух Муру, не оставив никаких следов. 15 декабря, по случаю близкого Рождества, взял отпуск и сразу уехал, прихватив с собой все, что нужно. Устроил очень ловкий почтовый контейнер с отделением для куска зараженного крокодильего мяса — корма для моих посланников. К концу февраля уже отрастил бороду, достаточно густую, чтобы образовался клинышек в духе Ван Дейка.

9 марта появился в Укале и отстукал на пишущей машинке торговой фактории письмо доктору Муру. Подписался именем некоего Навила Уэйланд-Холла — якобы энтомолога из Лондона. Думаю, нашел нужный тон — свой брат ученый, общие интересы и прочая чепуха в том же духе. Был артистически небрежен в заверениях об «абсолютной безвредности» данных особей. В Укале никто ничего не заподозрил. Едва войдя в буш, сбрил бороду, чтобы ко времени возвращения не бросался в глаза мой незагорелый подбородок. За исключением небольшого заболоченного участка, прошел весь путь без туземных носильщиков — я способен путешествовать с одним рюкзаком за спиной, отлично ориентируясь на местности. Мое счастье, что я привык к подобным странствиям. Долгое свое отсутствие оправдал приступом лихорадки и ошибками в выборе направления при переходе через буш.