Ужас в музее

7 октября 1931 года. Наконец-то свершилось! «Момбаса газетт» сообщила, что Мур умер 20 сентября после ряда приступов озноба, при температуре намного ниже нормальной. Я так рад, что дальше некуда! Я дал себе слово рассчитаться с ним, и я сделал это! В газете помещена статья в три колонки о долгой болезни Мура, его кончине и о тщетных поисках Уэйланд-Холла. Судя по всему, Мур сделался более значительной личностью для Африки, нежели я предполагал. Насекомое, ужалившее его, теперь уже полностью идентифицировано по выжившим особям и развившимся личинкам, раскрыта и искусственная природа окраски крыльев. Ни у кого не осталось сомнений в том, что мухи были выведены и посланы с намерением совершить убийство. Как выяснилось, Мур и в самом деле сообщил о своих подозрениях Дайсону, но тот (равно как и полиция) пока помалкивает за отсутствием прямых улик. Разыскиваются все недруги Мура, а «Ассошиэйтед пресс» намекает на то, что «расследование, которое, возможно, приведет к одному известному врачу, находящемуся ныне за рубежом, будет продолжено».

Один факт, приведенный в самом конце сообщения и наверняка являющийся дешевой романтической выдумкой желтого журналиста, тем не менее повергает меня в нешуточный трепет, особенно когда я вспоминаю легенды чернокожих и обстоятельства, при каких спятила с ума муха, укусившая Ватту. Похоже, подобного рода странная вещь случилась в ночь, когда скончался Мур: Дайсон был разбужен жужжанием голубокрылой мухи, которая пронеслась у него над головой, и тут же она вылетела в окно, а в следующее мгновение зазвонил телефон, и сиделка, ухаживавшая за Муром в его бруклинском доме, находящемся на расстоянии в несколько миль, сообщила о его смерти.

Но больше всего меня беспокоит то, какой оборот приняла вся эта история в Африке. Люди в Укале вспомнили бородатого иностранца, напечатавшего на машинке письмо и отправившего на почте посылку, и в данный момент полиция прочесывает окрестности в поисках чернокожих, которые сопровождали загадочного незнакомца. Я нанимал минимально возможное количество туземцев, но если властям удастся найти тех парней из племени убанда, что провели меня через лесной пояс Н'Кини, мне придется объясняться более обстоятельно, чем хотелось бы. Дело складывается так, что для меня пришло время исчезнуть отсюда; завтра, пожалуй, возьму расчет и приготовлюсь отбыть в другие края.

9 ноября 1931 года. Увольнение оказалось делом хлопотным, но сегодня все решилось. Не хочу усиливать подозрения поспешным бегством. На этой неделе я получил от Джеймса письмо с вестью о смерти Мура, но в нем сказано не больше, чем в газетах. Нью-йоркские газеты, похоже, воздерживаются от сообщения подробностей, хотя и в один голос толкуют о продолжающемся расследовании дела и розысках. От моих друзей — ни слова. Видимо, прежде чем потерять сознание, Мур успел распространить кое-какие опасные для меня подозрения, но в них ни на йоту нет прямых улик.

И все же нельзя рисковать. В четверг я выезжаю в Момбасу, а оттуда пароходом, курсирующим вдоль побережья, доберусь до Дурбана. Там я окончательно исчезну для мира, но вскоре в Иоганнесбурге появится брокер по торговле горным оборудованием — Фредерик Нэсмит Мейсон из Торонто.

Тут и конец моему дневнику. Если меня не заподозрят, то он послужит первоначальному своему предназначению и после моей смерти раскроет то, что иначе осталось бы неизвестным. Если же, с другой стороны, подозрения подтвердятся и сделаются неопровержимыми, журнал подкрепит справедливость обвинений, а также восполнит многие важные и туманные пробелы во всей этой истории. Правда, в случае прямой опасности для жизни я, конечно, буду вынужден уничтожить его.

Итак, Мур покойник, что и заслужил в полной мере. Исчез также доктор Томас Слоуэнуайт. А когда будет мертво и тело, прежде принадлежавшее ему, публике станет доступен этот документ.

II

15 января 1932 года. Новый год — а с ним, помимо моей воли, и возобновление этого дневника. Теперь пишу с единственной целью — излить душу, хотя совсем недавно лишь одно предположение о том, что с этой историей не все покончено, показалось бы мне абсурдным. Нахожусь в Иоганнесбурге, в гостинице «Вааль», под моим новым именем, и пока у меня нет оснований подозревать, что кто-нибудь пытается установить мою подлинную личность. Веду малозначащие деловые переговоры с целью оправдать в глазах людей свою новую роль брокера, а заодно и убедиться в своей способности работать в этой сфере. Позже съезжу в Торонто, чтобы заложить хоть какие-нибудь основания своего фиктивного прошлого.