Ужас в музее

Такое вот послание я прочитал — послание, показавшееся мне знакомым, едва я закончил чтение. Сейчас, когда я пишу эти строки, ключ лежит на столе передо мной. Я смотрю на него со смешанным чувством страха и пылкого нетерпения — и не в силах подобрать слова, чтобы описать толком сей предмет. Он изготовлен из того же неизвестного, подернутого зеленоватой патиной металла, что и замок; металл этот более всего походит на медь, покрытую налетом ярь-медянки. Увесистый ключ имеет форму необычную и весьма причудливую, а выполненная в виде гроба бородка не оставляет никаких сомнений относительно замка, к которому он подходит. Ушко ключа представляет собой грубо стилизованную фигуру странного нечеловеческого существа, чей первозданный облик теперь уже невозможно восстановить. Стоит мне взять ключ в руку, пусть даже на несколько секунд, я чувствую слабое биение чуждой, непостижимой жизни в холодном металле — почти неуловимые для восприятия вибрации или пульсацию. Полустертая временем гравированная надпись под ушком ключа выполнена все теми же похожими на китайские иероглифами, что мне уже хорошо знакомы. Я разобрал только первые несколько слов — «месть моя ждет своего часа», — а дальше текст не поддается прочтению. Есть что-то фатальное в том, что я нашел ключ именно сегодня — ведь завтра наступает ночь ведьмовского шабаша. Странное дело, но меня, в моем состоянии мучительного ожидания, все сильнее и сильнее тревожит фамилия Слейт. Почему я содрогаюсь при мысли о возможной ее связи с именем Ван дер Хейл?!

Канун Вальпургиевой ночи — 30 апреля

Час пробил. Сегодня я проснулся среди ночи и увидел в небе зловещее зеленоватое сияние — то же самое тошнотворно-зеленое сияние, какое источают глаза и кожа многих портретов здесь, иероглифы на ужасном замке и ключе, чудовищные менгиры на холме и бесчисленные образы, населяющие укромные уголки моего сознания. В воздухе слышался резкий шепот — пронзительный, свистящий шепот, похожий на шум ветра, проносящегося над мрачным кромлехом. Из ледяного бесплотного космоса некий голос молвил мне: «Близится роковой час». Это знамение свыше, и теперь я смеюсь над своими страхами. Разве я не владею страшным заклинанием и Семью Утраченными Знаками Ужаса — могущественными средствами, дающими власть над любым обитателем Вселенной или неведомых темных миров? Со всеми сомнениями покончено.

Небо потемнело до черноты, словно перед яростной грозой, превосходящей по силе даже неистовую грозу, разразившуюся в первый вечер моего пребывания здесь, почти две недели назад. Со стороны деревни (до нее отсюда меньше мили) доносится странный нестройный гул голосов. Я не ошибся в своем предположении: эти жалкие идиоты посвящены в тайну и проводят ужасный шабаш на холме. Здесь, в доме, быстро сгущаются тени. Ключ на столе передо мной мерцает в темноте зеленоватым светом. Я еще не спускался в подвал. Лучше немного подождать, чтобы все эти звуки — глухие шаги, невнятное ворчание, тяжелый шорох и приглушенный рокот — не лишили меня мужества, прежде чем я отомкну роковую дверь.

С чем я столкнусь там и что мне предстоит сделать, я представляю весьма и весьма смутно. Находится ли цель моих поисков непосредственно за железной дверью, или же мне придется спуститься глубже в черные недра планеты? Я пока еще многого не понимаю — или предпочитаю не понимать, — несмотря на мучительное, необъяснимое, переходящее в уверенность ощущение, что в далеком прошлом я хорошо знал этот ужасный дом. Знал, например, назначение спускного желоба, ведущего вниз из запертой комнатушки. Но мне кажется, теперь я понимаю, почему крыло здания, где расположено запертое подвальное помещение, вытянуто в сторону холма.

6 часов вечера

Из выходящих на север окон я вижу группу деревенских жителей на вершине холма. Они как будто не замечают грозных признаков надвигающегося ненастья и усердно копают землю рядом с центральным менгиром. По-моему, они углубляют обложенную камнями яму, похожую на вход в давно заваленный туннель. Что будет дальше? Все ли ритуалы древнего шабаша сохранились и отправляются здесь? Ключ зловеще светится в темноте — и это не игра моего воображения. Хватит ли у меня духу применить его по назначению? Еще одно обстоятельство премного встревожило меня. Нервно просматривая одну из книг в библиотеке, я наткнулся на расширенный вариант имени, не дававшего мне покоя: Тринтия, жена Адриана Слейта. Имя Адриан вплотную подводит меня к тому, чтобы все вспомнить.

Полночь