Ужас в музее

Но и эти сотни постепенно сходили на нет, пока наконец количество людей не стало исчисляться десятками — десятками несчастных, припавших к быстро скудеющей влаге пещер и сознающих на этот раз, что конец близок и неотвратим. Столь крохотным было жизненное пространство этих людей, что никто из них ни разу не видел тех небольших пятен льда, что, по преданию, еще оставались близ полюсов. Но даже если бы эти пятна существовали на самом деле и люди знали бы об этом наверняка, то и тогда никто бы не смог до них добраться по бездорожью бескрайних пустынь. С каждым годом и без того немногочисленное человеческое племя неумолимо сокращалось.

Ужасная катастрофа, в результате которой обезлюдел земной шар, не поддается никакому описанию; размах ее слишком грандиозен, чтобы его можно было выразить словами или хотя бы осмыслить. Из тех людей, что населяли Землю в благополучные эпохи миллиарды лет назад, лишь немногие мудрецы да безумцы могли бы представить себе то, чему надлежало случиться, и вызвать в своем воображении картины безлюдных мертвых пустошей и пересохших морей. Остальные бы просто не поверили — как не верили они первым признакам грядущих перемен и не желали замечать печати обреченности, лежавшей на человечестве. Ибо человеку всегда было свойственно считать себя бессмертным господином всего сущего…

II

Смерть старой женщины, последние минуты которой он облегчил как умел, настолько потрясла Улла, что он даже не заметил, как вышел из хижины и очутился среди раскаленных песков. Женщина была страшна как смертный грех; кожа ее была морщиниста и суха, словно прошлогодние листья. Ее лицо имело цвет жухлой травы, что шелестела под порывами знойного ветра. И наконец, она была чудовищно стара.

Но в то же время она была другом — с ней можно было поделиться своими смутными опасениями, потолковать о тех тревожных предчувствиях, что никак не укладывались в его сознании; ей можно было поверить свои робкие надежды на помощь от жителей поселений, притаившихся по ту сторону высоких гор. Улл не хотел смириться с мыслью о том, что никого не осталось; он был еще молод и не так разуверился в жизни, как старые люди.

Долгие годы он не видел ни единой живой души, кроме этой старухи по имени Младдна. Она появилась в тот злосчастный день, когда все мужчины ушли на поиски пищи и не вернулись. В ту пору ему шел одиннадцатый год. Матери своей Улл не помнил, да и вообще, в их крошечном племени было всего три женщины. Когда стало ясно, что мужчины уже не вернутся, все трое, среди которых были две пожилые и одна совсем юная, разразились рыданиями и долго стенали и рвали на себе волосы. Молодая лишилась рассудка и заколола себя остро отточенной палкой. Женщины понесли ее хоронить в специально для этого вырытой собственными ногтями неглубокой яме, и Улл сидел совсем один, когда в деревне появилась Младдна, уже тогда бывшая древней старухой.

Она брела, опираясь на толстую сучковатую трость — бесценную память об исчезнувших лесах, — потемневшую и лоснившуюся после долгих лет службы. Она не сказала, откуда пришла, а, проковыляв в хижину, молча уселась на скамью и сидела там до прихода двоих женщин, ушедших хоронить самоубийцу. Вернувшись, те приняли ее без лишних расспросов.

Так они прожили много недель, а потом две местные женщины захворали, и Младдна не смогла их выходить. Странно, что недуг поразил этих двух не молодых, но еще не очень старых женщин, в то время как Младдна, дряхлая, немощная старуха, продолжала жить. Младдна ухаживала за ними много дней, но они все-таки умерли, и Улл остался один на один с чужачкой. Он убивался и рыдал всю ночь напролет, и в конце концов его крики вывели Младдну из терпения. Она пригрозила ему, что, если он не успокоится, она тоже умрет. Услышав эти слова, он сразу затих, потому что вовсе не хотел оставаться в одиночестве. С тех пор они жили вместе, питаясь корнями.

Испорченные зубы Младдны были плохо приспособлены для грубой пищи, которую им приходилось собирать целые дни напролет, но они скоро нашли способ измельчать корни до такого состояния, что Младдна могла их разжевать. Все детские годы Улла прошли в непрестанных поисках и поедании пищи.

Теперь он вырос и окреп; ему шел девятнадцатый год, а вот старухи не стало. Задерживаться здесь было незачем, и Улл решил не мешкая отправиться на поиски легендарных поселений по ту сторону гор, чтобы жить вместе с другими людьми. Брать с собой в дорогу ему было нечего. Он затворил дверь своей лачуги — если бы его спросили зачем, он и сам бы не смог ответить, ведь животных в этих краях давно уже не было, — оставив тело старухи внутри. Пугаясь собственной смелости, Улл долгие часы брел по сухой травянистой равнине и наконец добрался до первого из предгорий. Перевалило за полдень; он карабкался наверх, пока не устал, после чего прилег отдохнуть. Растянувшись на траве, он лежал и думал о многих вещах. Он гадал о том, что ждет его по другую сторону хребта, и страстно хотел отыскать то заветное, затерянное в горах поселение. Потом он уснул.