Ужасная медицина. Как всего один хирург Викторианской эпохи кардинально изменил медицину и спас множество жизней

Хирург подобен земледельцу, засеявшему поле: с покорностью ждет, что принесет урожай, и пожинает его, полностью сознавая свое бессилие перед силами стихий, которые могут обрушиться на него дождем, ураганом и градом.

Рихард Фолькман

В июле 1859 года Джеймс Лори, 59-летний королевский профессор клинической хирургии в университете Глазго, перенес инсульт, который лишил его способности двигаться и говорить. Он был хорошо известен в университете и даже вел занятия у известного врача-миссионера и исследователя Дэвида Ливингстона. Позиция Лори, желанная для многих в хирургическом сообществе, внезапно оказалась вакантной.

Листер тут же отреагировал на это в письме отцу: «Доктор Лори… находится в таком состоянии, что не может более занимать свой пост», – и выразил заинтересованность в этой должности. Обладая столь престижным титулом, Листер сможет открыть прибыльную частную практику в Глазго, чего не смог сделать в Эдинбурге. Кроме того, он предположил, что благодаря влиятельным друзьям, которые были частью медицинского факультета в Глазго, он будет назначен хирургом в городскую больницу. Самое же главное, о чем Листер сообщил отцу, заключалось в следующем: он был уверен, что, получив это место, сможет в дальнейшем претендовать на любую штатную позицию в Лондоне.

Однако существовали и иные последствия. Если Листер переедет в Глазго, это означает конец его шестилетнего партнерства с другом, коллегой и тестем. В письме Джозефу Джексону он посетовал: «Будет очень жаль покинуть Эдинбург, и особенно мистера Сайма, к которому, как ты знаешь, я испытываю глубокое уважение». Листер также беспокоился о том, как его отъезд отразится на старом наставнике и хирургической практике, которую они развивали в течение последних нескольких лет: «Мистер Сайм… совершенно точно предпочел бы, чтоб я оставался здесь и помогал ему в больнице… поскольку в этом городе нет никого, кто разделял бы его точку зрения в хирургических вопросах в той же степени, что и я». Несмотря на это, 32-летний хирург не мог игнорировать открывшиеся возможности. Он отодвинул в сторону свою привязанность к Сайму и Королевскому лазарету и заявил о желании занять должность Лори.

Семь других высококвалифицированных кандидатов также подали заявку: пять из Глазго, два – из Эдинбурга. Осложнял дело тот факт, что все назначения на должность королевского профессора в Великобритании находятся в ведении министра Короны, который вряд ли знает много о конкретных требованиях, предъявляемых к той или иной позиции, или о том, какие кандидаты могут быть наиболее квалифицированы. Сайм любезно отрекомендовал своего зятя, отметив с характерной для него краткостью, что Листер – «человек строгой точности, чрезвычайной наблюдательности и удивительно здравого суждения вкупе с необычно умелыми руками и практическим умом».

Прошло время, но – ни слова ответа. Затем, в декабре, Листер получил письмо из доверенного источника, который сообщал, что ему будет предложена должность королевского профессора. Однако восторг вскоре угас, когда в январе Glasgow Herald объявила, что вопрос еще не решен. В статье рассказывалось об открытом письме, которое распространили по всему медицинскому сообществу два члена городского совета, которые попросили местных врачей «сообщить нам, какой кандидат, по вашему мнению, лучше всего подходит для этой позиции, отметив крестиком его имя». Такой подход вызвал протест со стороны тех, кто был озабочен коррупцией и протекционизмом. Если кандидата выбирают врачи Глазго, то, безусловно, это не лучшим образом отразится на шансах людей со стороны – таких, как Листер.

Протест усилился, когда Уильям Шарпей, Джон Эрик Эриксен и Джеймс Сайм написали письма в поддержку кандидатуры Листера. Через десять дней после появления статьи министр внутренних дел официально попросил Листера занять должность Лори. На следующий день ликующий сын написал отцу: «Наконец-то пришла долгожданная весть… Ее Величество одобрила мое назначение». Листер описал чувство «опьянения от радости», которое было «удвоено или даже утроено – я не сомневаюсь – долгим ожиданием». Как следствие, Листер перестал считать Глазго городом, где процветают узкомыслие и кумовство. Он искренне поверил, что там они с Агнес будут чувствовать себя как дома.

* * *

Глазго располагался всего в 75 км от Эдинбурга. Центром обоих городов были старые университеты, однако интеллектуальная атмосфера в Глазго сильно отличалась от той, к которой Листер привык в Эдинбурге, работая вместе с Саймом. Медицинское сообщество Глазго было более авторитарным, нежели спекулятивным, более консервативным, нежели вольнодумствующим. Здесь новаторство не приветствовалось, так что Листеру пришлось побороться, чтобы утвердить свое положение среди университетских активистов, настроенных более традиционно.