Ужасная поездка

Она встряхивает головой, словно пытаясь ослабить засевшие в ней мысли. «Верно, рационально… Они хотят восемь…»

Сверху доносится звук трескающегося дерева. Разрушительный стук был постоянным и ударным — не совсем фоновый шум, но к нему удалось привыкнуть за удивительно короткое время. Как будто живешь рядом со стройкой в Лондоне. Время от времени раздается резкий звук чего-то драматического, но в остальном это просто еще один городской звук, который сливается с фоном. Однако этот звук звучит близко. Как будто пропущенный через тонкие стены — или вообще не пропущенный через стены.

«Они не могут…» — говорит преподобный Грин, его взгляд устремляется к дверному проему, ведущему на лестницу профессора. До сих пор мясник относился к этому вечернему процессу с измученным стоицизмом человека, который уже делал все это раньше. В этой фамильярности было какое-то странное утешение. Некое чувство, что если мир теряет голову, то, по крайней мере, здесь есть кто-то достаточно спокойный и уравновешенный, чтобы стать для группы Лоде Стар. Вот только теперь он выглядит шокированным — его искренне поразила мысль о том, что монстры наверху могут совершить немыслимое.

Раздается сильный стук, звук раскалывающегося дерева и звук чего-то, летящего вниз по лестнице. Он не видит этого, но Ниш знает, что тяжелая противопожарная дверь была отброшена в сторону, как хворост. Раздается звериный голос, низкий и громкий. Уже не заунывный крик, а скорее победный рев.

Они спускаются по лестнице, — кричит миссис Уайт, и паника напрягает ее голос.

Но они не могут, — протестует преподобный. Как они могут…?

По пабу разносятся звуки животных, а также звуки новых разрушений. Штукатурка и кирпичная кладка валятся с лестницы, сталкиваясь с остатками деревянной двери. Раздается скрип половиц, как будто на деревянную конструкцию впервые накладывают огромный вес.

Нам нужно убираться отсюда, — говорит мисс Скарлет.

Куда, по-вашему, мы пойдем?» — умоляет миссис Уайт.

Мы не можем оставаться здесь, если они спускаются по лестнице!

Мы не можем выйти на улицу, — протестует миссис Уайт.

Вы хотите быть следующей на табло? говорит мисс Скарлет, переступая тонкую грань между предупреждением и угрозой.

Здесь их всего двое? А на улице их шестеро! Миссис Уайт теперь стоит лицом к лицу с мисс Скарлет. Обе женщины встали друг напротив друга. Скажи мне еще раз, почему я должна тебя слушать?

«Ты думаешь, что сможешь их взять?»

Раздается осторожный скрежет копыт, затем звук удара лезвия о что-то твердое. Звук похож на хищника, которого лихорадит от жажды крови.

Отлично, — говорит миссис Уайт, стоя так близко к мисс Скарлет, что их носы почти соприкасаются. Если мы выходим на улицу, я считаю, что мы должны оставить вас здесь, чтобы вы не мешали им».

Мисс Скарлет вздрагивает, как будто эти слова — физический удар. Она сжимает рукоять топора, и Ниш думает, что она вот-вот отмахнется, когда преподобный разводит женщин в стороны. Убив друг друга, вы убьете всех нас».

Что это значит? Ниш обращается к Эффи.

Восемь убийств, — шепчет она в ответ. Если олень не убивает, это не считается».

Ниш медленно выдохнул. «Чертовски хороший способ объявить перемирие».

И тут это происходит. Снова раздается скрип деревянных конструкций, копытные копыта скребут по земле, а затем раздается звук падения чего-то тяжелого по узкой лестнице. Нечто, находящееся вне поля зрения, врезается в прочную стену с силой, достаточной для того, чтобы отзвук пронесся по всей конструкции здания.

Наступает тишина.

Водитель автобуса первым приходит в движение, освещает фонариком дверной проем и осторожно приближается. «Я… я думаю, он умер».

Сверху доносится хриплый звук. Ниш видит, как второй олень смотрит вниз на своего павшего товарища.

Блитцен, ты в порядке, приятель?

Не подходите слишком близко, — говорит миссис Уайт, прижимая руки ко рту.

Оно не двигается, — говорит водитель, обеими руками сжимая крокетный молоток, готовый ударить при малейшем движении.

Оно оглушено», — говорит преподобный, его гравийный голос зловеще грохочет.

Нет, — говорит она, придвигаясь ближе. Я… я думаю, он действительно мертв».

Водитель автобуса протягивает руку с молотком, полностью выдвигает его, а затем аккуратно опускает голову на сгорбленную фигуру оленя. Бонк, — произносит она высокопарно, словно дразня ребенка. Бонк. Бонк. Бонк.

«Серьезно, — говорит преподобный, — отойдите назад».

Все в порядке, правда… Глаза открыты, но они стеклянные, как будто за ними ничего нет. Она совсем…

Раздается фырканье, нечто среднее между скаковой лошадью, готовой к старту, и мотором старого автомобиля, и водитель автобуса отпрыгивает назад с легким визгом.

«Я так и сказал», — говорит преподобный.