Ужасная саба и ее хозяин (СИ)

— Никогда не ходила на поводке в общественных местах. А забавно. Люди пялятся, вы заметили? Они, наверное, думают, что это такая игра… сексуальная. Смущаются вон. Просто не знают, что я такая ужасная, что меня без поводка выпускать на люди нельзя, обязательно чего-нибудь натворю.

Знала бы Лейтис, какая буря эмоций кипит внутри у Эйдана сейчас, когда он любуется тем, как она любопытно вертит своим очаровательным носиком, и когда она так невинно веселится про сексуальные игры. О, с каким бы удовольствием он с ней затеял такую сексуальную игру. И вовсе не в общественных местах… А она бы снова называла его "хозяин". Это последнее Эйдан все никак не мог осознать до конца. Сперва он подумал, что Лейтис сказала это с перепугу, из страха перед наказанием, стараясь попросить прощения получше. Но потом она повторила… с благодарностью, с радостью, что он ее простил. С тем отношением, для которого и было нужно это слово. Выбрала. После того, как Эйдан выбрал ей наказание. Или, может, после того, как защищал ее перед Берком, или после всего сразу. Он бы хотел, чтобы она повторяла это все время, его самая прекрасная в Луденвике саба.

— Ты не ужасная, — возразил ей Эйдан, восхищенно глядя на нее, и очень довольно улыбнулся. — Ты чудесная. Любознательная, изобретательная и очень деятельная. Только иногда перебарщиваешь с энтузиазмом. Ну, ты перебарщиваешь — и я перебарщиваю. Вот, вожу тебя на поводке. Тоже иногда.

— Ну уж и чудесная, — она смущенно накрутила кончик черного хвостика на палец, — взяла конец прогулки всем испортила. Да ну, лучше скажите, какой мы будем мне медальон искать. С выходом в Интернет или попроще?

Медальон Эйдан, разумеется, не удержался и купил ей из последних моделей, именно тот, про который Лейтис с восхищенным придыханием сказала: "Какой красивый" Потому что ее радостная мордашка стоила всех потраченных денег. Ну и, к тому же, он ведь лишил ее сувениров и мороженого, не мог же он после этого быть к Лейтис чрезмерно суровым? Так что вернулись домой они вполне довольные жизнью и друг другом, а к тому же у Эйдана добавилось информации к размышлению по поводу ее прошлого, о котором Лейтис, разумеется, вовсе не желала говорить впрямую, но он и так о многом мог догадываться.

На ужин были грибы. Тэвиш, воодушевленный их с Лейтис утренним походом в ближайший лесок, из которого они вернулись с богатой добычей, и их разговорами о том, что можно приготовить из грибов, взялся за дело широко. Так что на первое у них был суп из белых грибов, а на горячее — тушеная утка, уже с опятами, которых они набрали особенно много. Все это великолепие было, разумеется, очень вкусным, и Лейтис наслаждалась и едой, и тем, что Тэвиш был так внимателен к ее словам и пожеланиям.

Как раз когда они дошли до утки, Эйдан и решил завести разговор.

— Лейтис, я с тобой снова хочу поговорить о важном. И сложном, наверное, но ты у меня очень большая умница и поймешь, — он сделал паузу и коротко вздохнул, внимательно посмотрев на нее. — Я вижу, что ты пугаешься, сильно. Когда я собираюсь что-то сделать как твой доминант.

Лейтис тут же отложила вилку и нож — от нее всегда требовали такого поведения, ведь при важном разговоре не жуют, это невежливо — и чинно сложила руки на коленях.

— Да, хозяин Эйдан, — постаралась сдержанно ответить она.

Ну да, разумеется, она не такая саба и реагирует тоже неправильно.

Он тихо вздохнул, тоже положил столовые приборы и, наклонившись к ней, протянул руку, чтобы погладить по голове.

— Я не ругаю тебя, Лейтис. И можешь есть, если хочешь, — мягко сказал он. — Ты не виновата, что пугаешься. В этом виноваты только те, кто тебя так сильно запугал. И я затеял этот разговор не чтобы тебя "повоспитывать", как раз наоборот — чтобы постараться объяснить, что я так не буду делать никогда. Потому что это… неприемлемо, — перед последним словом он сделал паузу, сжав челюсти, будто собирался сказать что-то другое, куда более грубое. Но сдержался.

Только есть Лейтис не хотелось. Она очень растерянно потерла нос и спросила:

— Но вы же меня воспитывали в торговом центре?