Ужасный Круз

Роб остался. Не нужно было быть гением, чтобы понять почему, только у него была причина поговорить. Я изучал свой стакан с водой так, словно это была самая интересная вещь во Вселенной, размышляя, смогу ли я утопить его в нем.

– Итак, – сказал Роб.

– Итак.

– Я думал, что ты хотя бы возьмешь телефон и позвонишь мне, когда узнаешь, что я в городе. – Он откинулся на диванчике, разглядывая меня поверх кромки своего стакана с виски.

– То же самое можно сказать и о тебе, – мой голос был резким, ровным. – Я не был тем, кто пропал без вести на тринадцать лет.

– В первый раз, когда я увидел тебя, ты был с Несси и радовался нашей встрече. – Роб отставил виски и придвинулся всем телом ко мне. – Что происходит между тобой и моей бывшей, Круз?

Я сделал над собой усилие, чтобы не сказать ему правду. Что мы трахались, смеялись, шутили и узнавали друг друга лучше.

Что в последнее время Теннесси перестала перекрашивать волосы в нечто, напоминающее пластик, отказалась от странных ногтей и постепенно начала понимать, что люди могут увидеть ее такой, какая она есть, если она просто даст им шанс.

Это было похоже на цитату Кобейна: «Пусть уж меня ненавидят за то, что я есть, чем любят за то, чем я не являюсь». Она решила быть собой, без всяких сомнений.

Гордиться собой и тем, кем она была. Не заглаживая вину и не пытаясь угодить горожанам.

Я был более чем готов собрать осколки, которые Роб оставил после себя, и считал, что он не заслуживает и половины шанса, даже если, к несчастью, ей и придется мириться с его существованием ради сына.

Но я знал, что она никогда не простит меня, если я расскажу ее бывшему парню правду.

Я сделала глоток воды.

– Не совсем понимаю, какое это имеет отношение к тебе.

– Я ее бывший.

– Вы были детьми, и вы трахались, пока ты не уехал. Если хочешь узнать что-то о жизни Теннесси, спроси ее, а не меня. – Я швырнул стакан на стол.

– Не думай, что я не помню, как ты сох по ней.

Роб выглядел сердитым, задумчивым и зажатым. Видимо, пытался казаться крутым.

На моих губах возникла кривая ухмылка.

– Ты пьян.

– Возможно, это и так, но еще я прав, не так ли? У меня есть конкурент? Самое меньшее, что ты можешь для меня сделать, это быть откровенным.

– Вообще-то, Роб, я тебе ни хрена не должен, когда дело касается Теннесси Тернер. Если меня не подводит память, а она меня редко подводит, именно я должен был пригласить ее на свидание все эти годы назад. Я выиграл.

Неужели я действительно вспомнил о «камень-ножницы-бумага», которая случилась до того, как мои яйца полностью опустились, как будто это что-то да значило?

Уайатт, Кайл и Тим заглядывали в декольте официанток и завывали в потолок, в то время как мы с Робом бросали друг на друга пристальные, напряженные взгляды. Почти, так как после выпитого он не мог ни на чем сфокусироваться.

– Ты серьезно все еще помнишь об этом? – У него челюсть отвисла. – Она хотела меня.

– Ты, твою мать, бросил ее.

– Ты не знаешь всей истории.

Роб откинул голову назад и уставился на меня с такой ненавистью, что я засомневался, знал ли я его вообще. Я ставил точку в его тщательно разработанном плане сделать Несси женой номер три.

Он не был готов к сопротивлению со стороны кого-либо из нас.

Он думал, что сразу войдет в их жизнь и будет папой Мишки и мужем Теннесси.

Сделает их своей семьей, которую держал в резерве на случай, если все остальное не получится.

И что Теннесси, городское ничтожество, будет так счастлива, так благодарна, что примет его обратно, как будто у нее нет ни гордости, ни уважения к себе. Как будто она не заслуживает ничего лучшего, чем он – да что там, чем все мы.

– Тогда просвети меня.

Уайатт сейчас целовал женщину, которая определенно не была его будущей женой. Мне было бы жаль Тринити, если бы она не опекала свою старшую сестру так, будто у нее самой в жизни все продумано.

Роб выдохнул и встал с диванчика.

Он начал ходить из стороны в сторону.

– Я был слишком молод. Слишком молод.

– И она тоже.

– Круз, я попросил ее сделать аборт и вытащить это из себя.

Перед глазами встала красная пелена. Абсолютно. Черт побери. Красная. Я не мог видеть ничего, кроме крови, которую я хотел выбить из этого ублюдка за то, как он только что обесценил Мишку – чертовски удивительного ребенка, к воспитанию которого он не имел никакого отношения – до «этого».

– Теперь у «этого» есть имя. И личность тоже. То, что ему нравится. И то, что нет. Он рос внутри нее. Оставить его было ее правом.

– Если бы я остался, у меня никогда не было бы шанса стать кем-то. Я хотел большего для себя.

– Что ж, я рад, что ты рассказал мне свою версию истории о том, как самоотверженно и стойко жил все эти годы. Я действительно начинаю сопереживать тебе в этом героическом путешествии к самопознанию, – сказал я с сарказмом. – Ты планируешь отправиться в Европу, чтобы найти себя?

– Она решила за нас обоих. Это несправедливо. – Роб дернул себя за волосы, качая головой.

– Справедливость вылетела в окно, как только ты повернулся к ней спиной, ублюдок.