Ужасный рассказ (из жизни чертей и прапорщиков)

Прапорщик проснулся и осознал, что страшная, как сокращение Вооруженных Сил, ночь уже прошла. Он сладко потянулся. Мариша, как всегда, что-то делала на кухне. Стоя перед зеркалом, он брился и весело напевал себе под нос: - Сейчас, сейчас! Потом прошел на кухню и, взяв в руки тот самый табурет, на котором сидел вчера, небрежно спросил жену: - Жрать-то когда? - Успеешь, прорва, - ласково ответила Мариша. - Тогда я быстренько в гараж сбегаю. - Зачем? - спросила жена. - Надо! - торжественно сказал Афонькин. Минут через пятнадцать он вернулся, держа в руках найденную вчера баночку с краской. Афонькин постелил в коридоре газету, поставил на нее табурет. "Жизнь прекрасна!"- подумал он. Мысль о непокрашенном табурете не оставляла его даже в самые страшные минуты. - Сейчас покрасим табурет! - пропел Афонькин и взглянул на часы. - Успею, - шепнул он и макнул кисточку. Вернее, сделал попытку макнуть. Баночка, как и кисточка, исчезла у него прямо из рук. ИСЧЕЗЛА!!! ПРЯМО ИЗ РУК!!! - Где она? - Филя вспотел и почувствовал, как у него повышается давление. - Ну где же она?! Сначала он похлопал себя по карманам пижамы, но, опомнившись, стал смотреть по сторонам. Побежал в ванную и пошарил рукой под умывальником. Ничего, кроме пары засохших тараканов, умерших по нелепой случайности прошлым летом, он не нашел. Филя вышел из ванной и принялся рыскать по квартире, внимательно оглядывая все подозрительные углы и чутко потягивая носом воздух, стараясь ощутить характерный запах краски. Вдруг он увидел свои черные сапоги, стоящие в прихожей. Его осенила одна мысль, и с бормотаньем: "Подшутила, стерва", он дрожащей рукой полез в левый сапог. Там было пусто. От волнения потеряв голову, второй сапог он просто перевернул. Из него что-то стремительно вылетело и звякнуло об пол. У Афонькина екнуло сердце, но он заставил себя посмотреть вниз. Это оказались всего лишь два ключа: от каптерки и от бытовой комнаты, откуда в последнее время пропало несколько новых утюгов. Филя поставил сапоги на место, почесал за ухом и пробормотал, задумчиво глядя на эти ключи: - Сперли, гады, краску! Куда ни глянь - везде воры! Вслед за этим его пронзила простая, но ясная в своей трагичности мысль о том, что пропажа краски уже необратима. То, что поддерживало его в самые тяжелые минуты, исчезло безвозвратно! Он устало сел на обреченный в своей непокрашенности табурет и про себя подумал: "Чтоб у них, гадов, руки отсохли!" А вслух добавил: - И ноги! Вышедшая боком из кухни Мариша переспросила: - Что, что, Филенька? - Ноги!!! - истерически заорал он. Мариша недоуменно взглянула на свои полные ноги и пожав плечами, удалилась обратно в кухню. Прапорщик был бледен, сердце часто стучало. "Это конец", - подумал Афонькин. И оказался прав. Это действительно

КОНЕЦ.