Ужасный век. Том I (СИ)

Пусть догадка Гевина не была верной, суть он вполне уловил. Мартин испытывал интерес к этому человеку. Купец, бывший прежде солдатом, встретился ему не случайно — это заранее было ясно, но теперь сделалось совершенно очевидным. Кто-то или Что-то свело Мартина с Гевином неспроста. Зачем? Прояснится со временем, пока бег колеса торопить не стоит.

На шее Мартина креста давно не было, но он ещё не привык к этому. Однако кожаный шнурок её опоясывал — а на этом шнурке, под одеждой, висел мешочек из пенькового полотна. Уже не символ веры, но как ему объяснили — предмет полезный. Мартин не знал, что лежит внутри. И не интересовался.

Качка на дороге перестала раздражать: напротив, начинала постепенно убаюкивать. Мартин лёг, прислонившись к борту. В полудрёме мальчишка заговорил, слов не обдумывая: они лились сами собой.

— Времена и правда тяжёлые, а будут ещё хуже, но это не беда. Так положено. Это как солнце по небу движется: кабы не наступала тёмная ночь, никогда не случилось бы рассвета. Надо только, чтобы все это понимали. Чтобы не блуждали в ночи, слепо молясь о восходе солнца… Тьма такая же часть мира, как и Свет…

— Да спи ты уже.

Мартин как раз засыпал. Окутавшее душу спокойствие чудно сочеталось со сладким предвкушением грядущих приключений. Бывший оруженосец чувствовал: он пока лишь в самом начале большого и важного пути.

На дороге к чему-то великому.

Интерлюдия. Дни прошлого

Анхелика не помнила ночи ужаснее. Она легла поздно, а едва успела уснуть — как проснулась от выстрелов.

Не то чтобы в балеарской столице по ночам нельзя было услышать стрельбы. Марисолема — огромный город, и на её улицах случалось всякое. Но теперь речь шла не о случайной драке, не о попытке городской стражи остановить преступника. Выстрелов было очень много. То россыпью, то стройными залпами.

Пятнадцатилетняя инфанта едва начала расцветать, ещё самой себе казалась ребёнком — и была по-детски впечатлительна. Первым делом она подумала о войне. Да: все сорок лет Великая война оставалась вдалеке от Марисолемы. Невозможно было представить, что битвы докатятся до столицы Балеарии, до самого юга континента. Однако звучало так, будто это случилось.

Сначала Анхелика звала служанку, а потом вскочила и сама побежала за ней — прямо в ночной сорочке, босиком. Старая Хуана тоже не знала, что происходит: только крестилась да поминала святую Беллу. Тем временем стрельба прекратилась, но инфанту привело в смятение новое обстоятельство.

— Ваш отец мёртв!

Сама по себе горькая новость Анхелику не очень впечатлила.

Император Педро Фелипе тяжко болел уже месяц. Всем было понятно — дни правителя Балеарии сочтены, и на смертном одре он не особо горел желанием видеть дочь. Анхелика давно не бывала в императорском дворце, хоть жила от него в двух шагах: перейти улицу, свернуть за угол, вот и он.

— Творец Небесный! — служанка перекрестилась. Анхелика этого не сделала.

По-настоящему смутило инфанту то, какой именно человек принёс вести. В покои ворвался Лайош Чавдар: благороднейший юноша из далёких северных земель. Анхелика мало знала о его родине, а ещё меньше — о причинах, по которым Лайош давно вращался при императорском дворе.

Он был одет по-дорожному, вооружён мечом и кинжалом. Выглядел в равной мере решительно и нелепо: словно актёр, совершенно не подходящий для роли, однако очень старательно играющий.

— Лайош, вам не нужно быть здесь!

— Ваше Высочество! Вы, верно, не расслышали: император мёртв.

— Я поняла. Это дурная весть… Но что вы тут делаете? Кто стреляет?

— Нет времени объяснять. Я боюсь, вы в огромной опасности! Я боюсь, ваш брат тоже мёртв.

— Как?..

Смерть императора не могла стать неожиданностью, однако инфант Энрике, законный наследник его, умирать не собирался. Он был молод, полон сил и планов — в основном о том, как выиграть Великую войну.

По мнению многих придворных, впрочем, уже почти проигранную. С тех пор, как Педро Фелипе перестал подниматься с постели, об этом не стеснялись говорить публично.

— Возможно, Энрике убили. Ваше Высочество, свет души моей, умоляю! Я не знаю многих подробностей, а прочие совсем нет времени рассказывать. Вы в опасности! Необходимо бежать, срочно!

— Бежать? Как? Куда?

Лайош вдруг опустился перед ней на колено.

— Со мной, Ваше Высочество. Корабль готов к отплытию, верные моряки ждут только нас. Нужно спасаться. Соглашайтесь, прошу! Я увезу вас в Ургвин.

— Меня? В Ургвин?

— Там вы будете в безопасности!

— В сраном Ургвине?!

Анхелика сама не поняла, как из её уст вырвалось такое грубое — и такое, должно быть, обидное для Лайоша слово. Она тут же расплакалась: то ли от страха и смятения, то ли от стыда. Лайош поднялся и, что было ужасно не к месту, попытался обнять Анхелику. Она еле отскочила.

— Уходите!

— Ваше Высочество, пожалуйста! Я осознаю, что всё это так трагично, так внезапно… Но поймите! Я не смогу жить, зная, что не выручил вас из беды. Клянусь девятью вершинами Ург: я убью себя, если с Вашим Высочеством что-то случится!

— Лайош, не ну…