Ужасный век. Том I (СИ)

— …я имею в виду, Ирма… Может, тебе всё это не очень понятно. И даже противно. Но я, просто… блин, как это сказать? Короче, понимаешь: плащ, звание — это всё фигня. Я ни к чему не привык. Ну и вот, значит…

— Перестань.

Ирма протянула руку через решётку. Коснулась лица солдата: в том самом месте, где его закрывал оранжево-красный платок. Получилось очень трогательно. Пусть Ирма была младше Гретель, но всё равно почти вдвое старше Игги. В её прикосновении солдат ощутил нечто материнское.

Игги даже вспомнил мать, давно погибшую по глупой случайности. Чем-то она напоминала Ирму. Не поймёшь только, чем: волосы у матери были чёрными-чёрными, глаза — необычно узкими. Прежде, чем оказался в Муанге, Игги не видел сколь-нибудь похожих людей. А уж с типичной лимландкой, казалось бы, ровно ничего общего. Но…

— Ты хороший мальчик. — шепнула Ирма. — И хороший солдат. Если хочешь знать, ты чем-то похож на капитана. Я думаю, ты далеко пойдёшь.

Юноша даже вообразить не мог, чем напоминает Ржавого Капитана. Но Ирме, наверное, было виднее. Защемило в груди, десятник с трудом сохранил самообладание.

— Ты только передай ей, хорошо?

— Хорошо.

— Ладно. Я ничего не видел, если что. Я пойду.

«Хороший мальчик»… Конечно, женщина просто пыталась его приободрить. Игги понимал: он не плохой человек, как Кеннет. И не хороший, как Ирма.

Он где-то посередине.

***

В гостях у адмирала Алиму пришлось пить ром, а здесь пили вообще всё подряд. Но деваться некуда: оставалось поспевать за офицерами Ржавого отряда, стараясь при том сохранить голову хоть сколь-нибудь работающей.

Они сидели за столом, что мураддину было непривычно. Шеймус расположился во главе — еле-еле уместившись на самом большом кресле. Он был одет на местный манер, что Алима порядком удивило. Капитан опрокидывал рюмки одну за другой: с изумительной лёгкостью, как будто в них была вода. И всё как будто не пьянел.

Но именно «как будто». Неспроста ведь теперь Шеймус произносил столь многословную речь в ответ на случайный, короткий вопрос?

— Я не поклоняюсь никаким богам, потому что мне ничего от них не нужно. Жил ли я у Творца Небесного за пазухой? От рождения не досталось ни богатств, ни титула, ни даже фамилии. А когда я ещё читал молитвы — не похоже, чтобы кто-нибудь на небесах к ним прислушивался. Но мне это не помешало. Когда-то я рос безграмотным крестьянином, а теперь говорю и читаю на множестве языков. Когда-то я жил в нищете, а теперь на моей женщине больше золота и камней, чем на иной герцогине. Когда-то я был болезненным сопляком, слишком слабым для мужской работы! А теперь могу сплющить подкову в кулаке, могу оторвать человеку руку или плечом опрокинуть лошадь. Когда-то меня никто ни во что не ставил, а теперь перед вами — самая злобная, страшная и свирепая тварь на свете. Не припомню вспоможения свыше: помогали люди, да и то немногие. И половина из них сидит за этим столом!

Поначалу капитан говорил спокойно, но теперь уже заметно распалился.

— Разве меня отметили неким знаком? Назначили Избранным или хотя бы одарили наследством? Так бывает с героями, верно. Но я-то никакой не герой. Перед вами самый обычный солдат, простой человек откуда-то из середины. Как я получил всё, чем обладаю? Дар с небес? Это было предначертано? Чушь! Всё, что я собой представляю, зиждется исключительно на моей собственной силе воли. Возжелал — и стало так. Я самодостаточен без поклонения кому-то, потому что сам себя сотворил. И вы бы знали, из какого дерьма…

Капитан приложил два пальца ко лбу.

— Все победы рождаются здесь: просто одни люди живут, чтобы победить, а другие нет. Любые цели можно бросить в сильную волю, как семена в плодородную землю — и они прорастут! Вы спрашиваете о вере. Вера! Если я во что-то и верю, Алим, то только в одно: никто не обязан умирать тем, кем родился. Запомните эту мысль.

— Это мудрые слова, капитан. Я запомню.

Интересно, кем ему самому предстояло умереть?

— Мы тут все из середины… — послышалось со стороны.

— Ага. Из тех, кто и не сдох, и не сбежал.

Кроме капитана с Алимом в этом небольшом зале, расположенном на третьем этаже гостевого дворца, сидели ещё четверо. Ангус, Иоганн Клаус тер Регендорф, Бенедикт и Рамон Люлья — все лейтенанты отряда. Эти люди производили на юношу совершенно разное впечатление.

С Ангусом всё было более-менее понятно. Здоровенный красавец с завидной шевелюрой, вечно улыбающийся и смеющийся — прямо-таки типаж из легенд: кто-то подобный всегда бывал подле главного героя мифа. Это был человек простой, по-своему симпатичный — но, конечно же, сугубо человек войны. Невозможно было представить Ангуса занимающимся чем-то другим.

Прямо как самого капитана. Только вот Ангус неизменно улыбался в лицо непростой судьбе — а о капитане Алим так не сказал бы.