Ангус вздохнул с облегчением. Наверняка и у капитана от сердца отлегло.
— Раз с Люльей, то в порядке! — Ангус заявил это вполне искренне, отнюдь не просто для пущего успокоения командира. — Не могли мураддины бросить большие силы в порт. Как пить дать, всё Святое Воинство стережёт дворец и вонючего халифа в нём. Бой, который мы слышали — херня. Люлья продержится.
— Пожалуй. — заключил Шеймус. — А теперь пойдём в шатёр. Нам действительно нужно многое обсудить. И как можно скорее.
Благоухающий порохом Бенедикт и позвякивающий полными рыцарскими латами Регендорф шли впереди, отодвигая оставшихся зевак в цветах отряда. Им-то виднее, где в лагере нынче штабной шатёр. Ангус решил, что возможность шепнуть командиру пару слов на ухо не стоит упускать.
Вернее, как это сказать: на ухо… до его уха не дотянешься, говорить пришлось лишь вполголоса. Но среди барабанов, труб и топота вокруг — никто лишний не услышит.
— Серьёзно, я уверен: всё нормально. Раз она добралась до Люльи, то в безопасности. Говорил же тебе: найдём.
— Пока ещё не нашли. Но Люлье я доверяю.
— Просто не волнуйся больше.
Шеймус вдруг ухватил его за плечо, вынудив остановиться. Пусть действие снадобья ослабло, но вот рука капитана — отнюдь: Ангус едва не упал.
— Не учи.
— Да я не…
— Я тоже говорю серьёзно, Ангус. Не надо копаться у меня под бронёй, смекаешь? Для всяких задушевных бесед сейчас вообще, блядь, не время. Хватило Вальверде! И я тогда сказал на эту тему всё. У тебя же не осталось вопросов?
— Нет.
Ангус сказал то, что его друг и командир хотел услышать — но едва ли правду. Ну, так надо: время и правда неподходящее. Гвендлы зашагали к шатру в молчании.
***
Джамалутдин-паша нервничал, потому что был вынужден ждать.
Хотя никто, кроме упокоившегося с час назад халифа, давным-давно уже не заставлял визиря этого делать. Но наёмники всё не показывались из лагеря, а тем временем в порту продолжалась канонада. И ашраины, конечно, продолжали бесчинствовать на западе города. И пожар лишь усиливался — горел уже не только порт, определённо постарались и погромщики. Все эти вопросы требовали безотлагательных решений.
А наёмники всё не показывались: только стрелки стоят на импровизированных стенах из телег. Валида тоже не было.
Визирь старался не смотреть на тела, оставшиеся перед лагерем. Многие из тех, кто недавно ещё шевелился и кричал, теперь затихли навсегда — но наверняка там оставалось хотя бы несколько живых. Как ни горько — нельзя до переговоров ни прислать помощь, ни просто убрать трупы. Иначе погибших станет только больше.
Ничего толком нельзя сделать до этих проклятых переговоров!
— Нижайше прошу не истолковать это превратно, однако должен ещё раз заострить внимание на убедительной просьбе: позвольте говорить мне. Ситуация сложна и грозит великими бедами, а посему я желал бы держать её под собственным контролем в наибольшей возможной степени.
Сулим снова буркнул: похоже на неучтивое и нежеланное, но всё-таки согласие. За спиной седобородого жреца в девственно белых одеждах стояли люди, служившие семье ар-Наджибов. Мрачные и громоздкие тени. Интересно, что на середину площади для переговоров Сулим решил выйти не один — мало доверял телохранителям визиря из Святого Воинства? И ведь не босяков из паствы с собой привёл, надо заметить…
— Алима ар-Малави разыскать не удалось?
Посыльный виновато развёл руками.
Жаль. Во-первых, юноша благородного рода прекрасно знал языки Ульмиса: уже поэтому очень не помешал бы на переговорах. Во-вторых, как показалось Джамалутдину — сын Усмана был с наёмниками довольно дружен. Хороший посредник, но придётся обойтись без него.
Утекло сквозь пальцы ещё много томительных минут, показавшихся визирю часами, прежде чем из лагеря Ржавого отряда показались переговорщики. Человек семь двигались без спешки, и громадную кривую фигуру Джамалтудин заметил сразу. Висельник действительно жив и, что ещё лучше — готов говорить. Хоть какие-то хорошие новости!
Когда наёмники приблизились, из остальных визирь узнал лишь красивого светловолосого мужчину, который приходил с Шеймусом во дворец халифа. Остальных Джамалутдин или вовсе не видел прежде, или со времён осады Фадла позабыл. Все они ничем особым не отличались, кроме здоровенного аззинийца, несшего на плече секиру.
— В доспехах. Хорошо вооружены. — в голосе телохранителя из Святого Воинства прозвучала тревога.
— Я могу сказать то же самое о вас. Увы, положение нынче совсем не такое, при каковом уместно соблюдать дипломатический этикет в полной мере. Лучше говорить при оружии, чем не говорить вовсе.
Интересно — на таком расстоянии оружие аркебузиров, что стоят на ограде лагеря, ещё опасно? Визирь помнил о судьбе халифа: оставалось уповать на то, что стрелять никто не станет. В любом случае, увы, люди Висельника стреляют дальше, чем мураддинские арбалетчики. Доводить до перестрелки — худший из возможных вариантов, тут уж не надо быть знатоком военного дела. И барану ясно! Только халиф не додумался…
— О, халиф снова не почтил нас присутствием… даже в такой ситуации. Впрочем, я не удивлён.