Ужастегъ

Мы почти ежедневно ходили в разные храмы. К сожалению, все священники нам говорили одно и то же: что надо держаться, но раз благословение дано на то, чтоб квартиру освящал свой иерей, то, значит, и надо его поторопить… А как поторопишь? Если его и в храме-то нет. Но вот пришла Страстная Седмица — до Пасхи оставалась неделя и после — неделя Светлой седмицы. В понедельник страстной седмицы пропал пустой кошелек. Это был подарок Ивана на свадьбу. Вот тут я разозлилась. Я сказала, что он, сукин сын, мог, если Бог ему дал власть такую над людьми издеваться, отнимать жизненные блага и деньги, но старый, никому ненужный кошелек — память о муже — короче, именем Христа, отдай, сволочь! Ничего не произошло. Но в Пасху кошелек, мокрый насквозь оказался в почтовом ящике. В нем лежала вымокшая, но четкая квитанция на получение денег с банкомата — той самой пенсии, которую мы не получили…

Наконец, удалось договориться о втором приходе отца Игоря. Мы ждали его весь день, и весь следующий день — он не позвонил. Мы отправились в храм, застали его, он очень обрадовался, долго извинялся, сказал, что когда ехал к нам, с ним случилась нелепая авария — разбил вдребезги машину и свою, и чужую — как так вышло, он не знает, но он сам виноват. Хотел нам позвонить, но мой телефон исчез у него. В алтаре тоже хранилась запасная книжка, но и в ней моего телефона не оказалось. Как и дома. Листы оказались выдернуты — как когда-то у меня. Сволочь через нас стала добираться до других людей… Отец Игорь сказал, что придет на днях, но прошел еще месяц прежде чем мы поняли, что он к нам больше не придет…

Однажды я вспомнила, что в молодости была знакома с двумя психологами. Позвонила по очереди обоим. Первый сразу спросил, как ведут себя животные. Да как всегда. Тогда это вы сами. Что значит — мы сами? Кто-то из вас. У тебя ребенок гений — он все что угодно подстроить может. Он не может взрывать лампочки. С его-то способностями? Еще как может. Он не мог снять пенсию без карты. Мог. Он не мог запереть дверь в туалете. Мог. Надо быть внимательнее. Разговора не получилось. Второй психолог повел себя неожиданно — он испугался. Оказалось, что совсем недавно с ним произошло что-то подобное тому, что было у нас. Нам это было на руку — он мог нам дать совет. Но он очень не хотел вообще касаться этих тем. Наконец, выдавил, что ему помогли два человека — один маг и святой старец Иоанн Миронов. От мага я сразу отмахнулась. Психолог сказал, что значит у нас все не так плохо: когда терять нечего, идешь на все. Я ответила, что можно умереть, но на все идти нельзя. Тогда он сказал, что стоит пойти на Заставскую к отцу Иоанну — долго объяснял, как туда добираться, я все записала. Он предупредил, что у старца бывает очень много народу, а сам он очень немощен, служит редко, но завтра как раз будет, поэтому лучше передать ему записку с номером телефона и своей просьбой. Записку я написала, и на следующее утро мы собрались на Заставскую. Как только вывернули со двора, к нам подошла женщина и спросила, где здесь находится Заставская. Она не здесь, — сказала я, удивившись, поскольку только вчера впервые услышала об этой улице и первый же встречный спрашивал меня о ней. Нет, она здесь, ответила женщина, я уже два часа иду со стороны Московской — и мне все показывают направление сюда. — Но она и вправду находится у Московской, поезжайте с нами. Женщина отказалась. Меня удивило, сколько угрохал бес энергии, скольких смутил людей, только лишь для того, чтобы продемонстрировать свои возможности.

До старца мы не добрались, передали записку, как и десятки других людей. Набито было до отказу, не пошевелиться. Вдруг старец громко спросил: «Чья это записка?» Откуда мне было с другого конца храма видеть, о чьей записке он говорит. Не повернулся у меня язык на весь храм закричать, что моя, хотя и чувствовалось, что речь идет о ней… Старец и вправду был немощен — двое мужчин вели его под руки. Как привели, так и увели. Может, он и звонил по телефону — только провод все время оказывался обрезанным. Как уж теперь узнаешь…

Когда мы поняли, что отец Игорь боится к нам идти, мы пошли к протоиерею и сказали ему, что у нас в квартире хозяйничает бес. «А я тут при чем?» — спросил он. «А кто же еще здесь при чем?» — опешила я. Он недружелюбно посмотрел на нас с Лешкой и, не сказав ни слова, ушел. Оставался юный батюшка, отец Максим. Он сразу согласился придти и я тыщу раз себя обругала, что не подошла к нему сразу — что за спесь была считать его слишком молодым. Он ни во что не верил. Он сказал, что лампочки украинские — говно, и потому все время взрываются, что из банкомата деньги бес утащить не мог. Да, что-то у вас, конечно, есть. Но вы так напуганы, что сильно все преувеличиваете…

Он отслужил освящение квартиры. Денег опять же не взял. И стало жить несколько полегче. Нападения стали происходить намного реже, хотя теперь они стали более жестоки.