Ужасы перистальтики

Замелькацкий немного сполз вниз, принимая еще более расслабленную и непринужденную позу, скосил глаза на своего соседа – Михайлов по-прежнему словно бы через дремоту, но и не отрываясь смотрел на сцену... И в этот момент в животе опять что-то начало зловеще двигаться...

Замелькацкий принял прежнюю напряженную позу. На какие-то несколько десятков секунд это помогло, но потом коловращения продолжились и теперь уже с большей силой и как-то особенно непрерывно. Теперь уже у него почти не оставалось сомнений – это начало новой атаки. Неужели она будет столь же могучей, как и последняя, предыдущая?!.. В принципе, его давно уже должны были охватить серьезная паника, серьезный ужас, но до сих пор этого не произошло – на все эти атаки, на всю эту проблему, уничтожавшую его, наложилась встреча с миллиардером – эмоциональная встряска пока спасала от паники. Но действие ее кончилось!..

Неужели же, – о, боже! – он уже привык, что рядом с ним сидит миллиардер Михайлов?!.. Атака началась медленно, но она постоянно усиливалась. Как-то не к месту Замелькацкий припомнил, что отца Ариеллы показывали по телевизору в связи с одним недавно разгоревшимся скандалом. Впрочем, насколько мог судить со своей колокольни Замелькацкий, финансовому благополучию магната этот скандал навредить если и мог, то незначительно.

Он скосил глаза вправо: в руках Ариелла держала программку, купленную в фойе. На этих программках, если он не ошибался, часто указывают продолжительность спектакля. Программка была открыта как раз на последней странице, где могла быть продолжительность, но в темноте почти невозможно было что-либо разглядеть. Заметив, что он наклонился к программке, Ариелла, протянула ее ему.

Он взял программку и принялся рассматривать последнюю страницу, даже держа программку перед глазами, он не очень хорошо мог читать в темноте, поэтому ему приходилось вертеть ее и так и эдак, добиваясь, чтобы свет как можно лучше падал на страницу. Ариелла не отрываясь следила за его манипуляциями.

Лучше бы она не смотрела на него!.. Потому что чувствуя на себе ее взгляд, он нервничал еще больше: продолжительность спектакля нигде не была указана, но судя по количеству действий, – их было три, – скоро это кончится не могло. Ему уже было очень тяжело терпеть... Если бы ни Ариелла, как-то уж очень пристально смотревшая на него (Да и зачем ей это?! Какая разница, что он там смотрит в программке?!), он бы еще, пожалуй, помучался, попытался потерпеть, – авось, что-нибудь из этого да вышло... Но она вдруг шепотом спросила:

– Что ты там выискиваешь!..

Надо же, обратила ведь внимание, что не фамилиями актеров он интересуется!..

– Так... Ничего... – еле выговорил он.

В эту секунду он, должно быть, был невероятно бледен, но темнота скрадывала все.

Он вернул ей программку и уставился на сцену. Атака усиливалась... Мука, тупая нестерпимая мука овладевала им все сильнее и сильнее... В какую-то секунду он даже прикрыл глаза. Теперь уже ему было так тяжело, что происходившего на сцене он больше не воспринимал. И даже в эти мгновения он совершенно перестал думать о том, что слева от него сидит миллиардер Михайлов. «Надо выйти!» – судорожно неслось у него в голове. «Но это невозможно!» – тут же говорил другой голос. Они сидели в самой середине ряда, ряд их был совсем недалеко от сцены и зрительный зал был устроен так по-дурацки, что задние ряды почти не возвышались над уровнем передних, а значит, пока он будет поднимать половину своего ряда, тем, кто сидит на задних рядах из-за встающих не будет ничего видно. Вот же угораздило!.. Как назло между рядами было очень тесно и выйти не поднимая сидящих не было никакой возможности. «Нет, надо терпеть до антракта!.. Господи, только бы отпустило!..» Но атака очень понемногу, постепенно, садистски усиливалась...

«Сколько времени уже прошло?!» Он не представлял, во сколько начался спектакль. Он полез в карман за часами... И как назло они опять выскользнули у него из пальцев и упали на пол – куда-то вниз, вбок, под ноги Михайлову... Тот никак не отреагировал и даже не пошевелился. Замелькацкий полез вниз. Как назло часы были уже за ногой миллиардера. Он никак не мог дотянуться до них. Он предполагал, что Михайлов, увидев, что он полез практически ему под ноги, как-то поможет ему, подвинется, но тот по-прежнему сидел, невозмутимо уставившись на сцену. И это бы еще ничего, но Замелькацкому с каждым новым мгновением не становилось хуже и хуже.

Задев ногу миллиардера, чуть ли не уперевшись в нее локтем, он дотянулся до часов – тут Михайлов, наконец, чуть-чуть подвинулся, но как-то вынужденно, а не потому, что хотел помочь молодому человеку.

Замелькацкий поднял часы с пола, стряхнул налипшую пыль, – Ариелла следила за ним, – поднес к уху: часы, несмотря на падение, невозмутимо тикали. Видно пол был упругим и пружинистым и это смягчило удар. Он начал вертеть часы в руках, пытаясь поймать свет на циферблат. Состояние его постоянно ухудшалось...

– Торопишься куда-то? – наклонившись к нему, прошептала Ариелла.