Ужасы: Последний пир Арлекина (сборник)

— Ну, — сказал кто-то, — по крайней мере, ты не умерла от острой анемии, так?

— Почти. Хотя и ела сырое мясо. Да и сейчас ем, верно? — По комнате пронесся понимающий смешок. В животе у Джулии закрутило, и она сердито спросила:

— Зачем же вы рожаете детей, если вам так не нравится их растить?

Меган смотрела на нее мутновато-синими глазками. Джулию интересовало, что она видит. Может быть, часть самой себя? Продолжение собственного рта, внутренностей или легких? Гигантскую пуповину, соединяющую мир с Меган?

Интересно, будет ли Меган всегда ее так видеть? Она вспомнила свою мать, ныне опустошенную болезнью Альцгеймера, но все еще умудрявшуюся иногда приготовить лучшего жареного цыпленка и шоколадное печенье.

Внезапно Джулия сообразила, что долговязая молодая женщина на большом сроке беременности, которая сидела на диване рядом с Иоландой и имела еще более темную кожу, но при этом была бледная, как мел, вероятно, — ее дочь. Вспомнив свои слова о том, что Иоланда и другие женщины не хотели своих детей, Джулия смутилась и жалким голоском добавила:

— В смысле, шестеро детей — это очень много, и не важно, как сильно ты их любишь.

— Вообще-то, — произнесла Иоланда, — у меня их было семеро. Один умер.

У Джулии перехватило дыхание.

— Прости…

— Именно поэтому я здесь. Рассказать о случившемся. Еще один меня бы точно прикончил. Для других уже и так ничего не осталось. Поэтому она умерла во благо, отдала свою жизнь, чтобы остальные могли жить. Правда, Регина?

Иоланда потянулась и похлопала высокую девушку по руке, а затем погладила по огромному животу. Медный взгляд Регины, плоский, как монеты на глазах у трупа, проследил за рукой матери; губы слегка растянулись, обнажив зубы, словно она не могла управлять мышцами лица. Девушка ничего не ответила.

Отдаленные раскаты грома ритмично, как пульс, сотрясали дом. Дождь заливал окна. Осторожно покачивая Меган, чтобы не поддаться порыву бросить ее на пол, Джулия неловко поднялась на ноги и прошла сквозь анфиладу комнат к окну. Каскадилла-стрит была заполнена водой и людьми; Джулия видела, что толпа полностью состоит из матерей и детей. Некоторые из них были одеты по погоде, но в основном шли с непокрытыми головами и открытыми лицами. Одежда прилипала к телам, очерчивая их контуры, и казалось, что они растворялись под дождем.

Благодаря странной игре света между серым небом и блестящей, все прибывающей водой создавалось впечатление, что матери и дети вгрызались друг в друга — то ли в плоть, то ли в отражения. Сквозь тонкое холодное стекло, влажное даже изнутри, как поняла Джулия, положив на него не занятую младенцем руку, она слышала (и не сомневалась, что Меган тоже слышит), как там, на ветру, матери и дети молча вопят друг на друга, постепенно приближаясь. Ее передернуло. Она нащупала шнур, задернула тяжелые шторы и отвернулась от окна.

Джулия по очереди посмотрела на каждую мать в комнате, стараясь понять, известно ли им всем о принесенном в жертву ребенке Иоланды. Наверное, известно, — товарищество существует уже довольно давно, и вроде бы ни одна из них не удивилась.

Собственно, никто не сказал ни слова. Скромное признание Иоланды оставалось с ними в комнате, как непогребенный труп ее ребенка. Матери ели. В этом непродолжительном компанейском молчании Джулию вдруг окружили влажные звуки — матери жевали и глотали; в животе у Линды урчало так громко, словно это происходило с самой Джулией, а ровный гул дождя сливался с шумом собирающейся на улице толпы и играющих внизу детей.

— Наверное, потерять ребенка — это ужасно, — вслух произнесла она. Ее согнутая ладонь парила над крохотной головой дочери, как раз над тем местом, где можно нащупать дыру, открывающуюся, как нимб, прямо в мозг.

— Иногда, — сказала Кати, — это значит потерять ребенка или потерять… себя. Я имею в виду, я… люблю своих детей, но они меня убивали.

— Не думаю, что я бы смогла такое выдержать, — призналась Джулия.

Линда посмотрела на нее, и по спине у Джулии пробежал холодок еще до того, как она услышала ее слова:

— У нас у всех умерло по ребенку. Каждая в этой комнате потеряла ребенка.

— И наши матери тоже, — добавила Анетт.

— И наши дочери потеряют, — закончила Иоланда. Она обняла Регину. Та слабо попыталась отодвинуться, но быстро сдалась и, как могла, пристроила свое громадное раздувшееся тело рядом с костлявым материнским. — Наверное, можно сказать, что это наследственное.

— Это одна из причин, по которой образовалась наша группа, — сказала Линда. — То, что нас объединяет. Если находишься рядом с другими матерями, которые понимают твои переживания, становится немного легче.

— Как… как вы смогли это пережить?

Члены товарищества быстро переглянулись, обменявшись сестринскими улыбками. Линда произнесла:

— Мы не смогли, Джулия. Не смогли!

Джулия хохотнула пробным смешком, ожидая, что Линда и остальные к ней присоединятся и объяснят свою скверную зловещую шутку. Но никто и не попытался. Наконец она с трудом выдавила:

— Иногда я сама чувствую нечто в этом роде. Растить детей тяжело.

Кати кивнула: