Лизавета приподнялась, чтобы отпить глоток, и он увидел на фоне бледного прямоугольника окна ее профиль, увидел на ее губах капли влаги. Он снова подумал, что она действительно красавица. Снизу, с улицы, со стороны «Пересыльного», донеслись стук копыт по булыжной мостовой и крики, звучавшие как предупреждение об опасности. Зарубкин пробрался мимо женщины, по кроватям, как делала она, и сквозь грязное стекло вгляделся в ночь. Виднелись огни костров, но, кроме них, как он ни напрягал зрение, не смог ничего рассмотреть. Шум шагов смолк вдали.
Лизавета у него за спиной произнесла:
— Здесь так каждую ночь. Иногда слышишь голоса и понимаешь, что кого-то убивают.
Зарубкин вернулся в постель. Холодная бутылка коснулась его бедра. Он, вздрогнув, забрал ее у Лизаветы, отпил и устроился поудобнее, готовый слушать дальше.
— Ты шла к его дому, — напомнил он.
— Дом Акакия, — продолжала она, — представлял собой убогую хижину. К одной стороне ее был пристроен большой загон, но животные там были тощими и костлявыми. Мы поднялись на холм возле хижины, и, пока спускались, из дверей вышли четыре человека и в ожидании выстроились перед домом. Должно быть, они заметили нас раньше. Акакий, подойдя к отцу, остановился. Он сжался еще больше, чем обычно, и взглянул на него, не поднимая головы. Затем прошел мимо родичей и скрылся в хижине. Только после этого они посмотрели на меня — с таким же злобным выражением, что и мальчик. Я попыталась оправдать их враждебность тем, что они чувствовали себя проклятыми из-за физического недостатка ребенка. Я назвалась и сказала, что хочу помочь им и мальчику.
Отец презрительно фыркнул.
— Помочь нам? — переспросил он. — Если хотите нам помочь, убейте его. Этим вы поможете всей деревне и себе самой, госпожа учительница.
Я не могла поверить своим ушам. Человек это увидел, но лишь печально покачал головой. Затем сказал, что я такая, как другие, но, возможно, у следующей будет возможность выжить.
— А может быть, к тому времени мальчишка истощит свои силы, — заметил он. — Может быть, он израсходует их на вас.
После этого он велел мне уходить. Я обернулась к его жене, но та не поднимала на меня глаз. Старшая сестра Акакия, девушка, которой давно уже следовало быть замужем, взглянула на меня исподлобья, вызывающе, словно говоря, чтобы я не смела обращаться к ней. Рядом с ней стояла бабка, и только на ее лице я увидела сочувствие. Может быть, она единственная понимала, что за пределами Девашгорода существует другой мир. Она сказала:
— Вам лучше учить тех, кому это нужно.
Отец повторил, чтобы я уходила. У меня не оставалось выбора.
В тот вечер в доме Шалдина со мной почти не разговаривали, и, обращаясь ко мне, члены семьи не смотрели мне в глаза. Брат Ларисы, который якобы был в меня влюблен, буквально бросился в свою комнату, когда я встретила его на лестнице.
В ту ночь я долго не могла уснуть. Когда наконец я закрыла глаза, мне снились яркие сны. Ушедший под землю дом снова поднялся на поверхность, и я ходила по обшитым досками коридорам. Двери передо мной раскрывались и захлопывались у меня за спиной.
Бродя по дому, я услышала, как кто-то тихо зовет меня по имени. Я пошла на голос, подождала, пока передо мной откроется дверь, и оказалась в маленькой комнате с темно-красными обоями и белыми тюлевыми занавесками.
Посредине комнаты стояла женщина. Сначала я решила, что ей уже за восемьдесят, но, как ни странно, на ней была одежда, похожая на мою, одежда молодой женщины. Занавески у нее за спиной трепетали.
— Не поддавайся ему, — произнесла она. — Он сожрет твою жизнь, чтобы продлить свою. Посмотри на меня. — Она развернулась ко мне, и я заметила, что блузка у нее на груди блестит от какой-то темной жидкости и, казалось, скрывает некую дыру. Возможно, она сказала бы больше, но занавеска ожила и свернулась, как змея. Она обвилась вокруг шеи женщины и сбила ее с ног. Я шагнула к ней, но она взмахом руки велела мне оставаться на месте. Затем занавеска дернулась, и женщина, разбив стекло, вылетела наружу. Лучи темного света, словно дьявольская противоположность свету солнца, залили комнату. Пол треснул у меня под ногами, и я провалилась в какую-то яму.
Я очнулась в своей комнате в доме Шалдиных. Простыни взмокли, и я, отбросив их, села на постели. Сердце мое бешено колотилось, я вся дрожала. Я зажгла лампу, откинулась на подушки и принялась размышлять об этом сне. Эта женщина — я догадалась, что она была учительницей, моей предшественницей. Что он сделал с ней, как получилось, что она так постарела? Мне на ум пришла бабка Акакия. А что если она тоже не старше меня? Чем больше я размышляла обо всем этом, тем более бессмысленным мне это казалось. Я напомнила себе, что это всего лишь сон, в котором собраны наиболее странные вещи, с которыми я столкнулась в этой деревне, но никак не реальность. Я почувствовала себя очень глупо, снова укрылась одеялом и попыталась заснуть, оставив лампу гореть. В ту ночь мне больше ничего не снилось.