— Это началось через несколько недель после того, как она стала жить у меня. Она захотела играть со мной в игры, так она сказала. Играть в театр. Ну, вы знаете, нарочно делать или говорить что-то, чтобы вызвать у меня определенные эмоции. В большинстве случаев она не сразу давала мне понять, что она делает. Она наблюдала, сможет ли заставить меня стать ревнивым, или сходить с ума, или впасть в уныние. Или сделать меня счастливым. А потом она смеялась и говорила, что пошутила, что просто хотела посмотреть на мою реакцию. Ну, я считал, что все это чушь собачья. Я решил, что это скорее упражнения в технике, чем целенаправленные попытки изводить меня, и в каком-то смысле я ее понимал, понимал ее желание оказаться лицом к лицу с чувствами, исследовать их. Но все же я думал, что это обман, вторжение в мое личное пространство. Она делала это не часто, раз, может, два в неделю. Я время от времени пытался провернуть то же самое с ней, но она никогда не поддавалась, просто смотрела на меня как на ребенка, решившего поиграть во взрослые игры.
Потом это коснулось секса. Пока мы занимались любовью, она называла меня другими именами, рассказывала мне грустные истории из своей жизни, пробовала все, чтобы вызвать у меня различные реакции, вспышки гнева. Иногда… — Он опустил взгляд и одним глотком осушил свой бокал. — Иногда я… кончал и плакал одновременно.
Официант проходил неподалеку, и я сделал знак принести еще по порции.
— А почему вы не ушли от нее?
— Это было… как я уже говорил, она не делала так все время. И она мне нравилась. Иногда я даже не замечал, как она начинала всю эту чепуху, и она это понимала. Однажды она принялась проводить свои опыты, когда я был в стельку пьян, и пару раз экспериментировала надо мной, когда я просто сильно выпивал. Но мне было все равно. А потом наступила зима.
После того лета я работал мало. Несколько вечеринок в городе, кое-что читал за кадром. Деньги были неплохие, но я только танцевал и пел, простое чтение, никаких ревю. И вот в начале декабря Харв Пирсалл приглашает меня на пробы к «Ахаву». Помните, это мюзикл, который закрыли после предварительных просмотров? Он хотел, чтобы я читал роль Старбека, в той сцене, где Старбек планирует застрелить Ахава, чтобы спасти «Пекод». Это была хорошая сцена, сильная сцена, и вот я вышел и все провалил. Все провалил к чертовой матери. Я был совершенно невыразителен, как в своих рекламах «понтиака». Но там это не имело значения — там мне не нужно было вкладывать в слова эмоции — просто продать товар, и все. Но теперь, когда я должен был чувствовать что-то, выражать что-то, — я не смог. Харв спросил меня, все ли со мной в порядке, я пробормотал что-то о плохом самочувствии. Он пригласил меня прийти на следующий день, и все повторилось.
В тот уик-энд я отправился в «Сент-Марк» посмотреть Шейлу в первой постановке сезона — это был новый перевод «Медеи», выполненный каким-то аспирантом Нью-Йоркского университета; она получила заглавную роль. Они репетировали без конца целый месяц, гонорар был смешной, но она относилась к этому с большим энтузиазмом. Пэпп был там в тот вечер, и он попросил прийти Принса. Перевод был дерьмовым. Никаких декораций, туники вместо костюмов, дрянное освещение. Но Шейла…
Он допил свой бурбон, выплюнул лед обратно в бокал.
— Она была… совершенна. Все эмоции были реальны. Должны были. Ведь она взяла их у меня. Не смотрите на меня так. Я сразу понял, что вы обо мне думаете. Что я параноик, завидую ее таланту. Но когда я начал размышлять о случившемся, то понял, что это единственно возможный ответ.
Она так нежно обходилась со мной после этого, улыбалась мне, держала меня за руку, представляя своим друзьям, а я чувствовал себя тупым и безжизненным, как тот поэт, в компании которого я ее встретил. Еще тогда я заподозрил, что она сделала, но ничего не сказал об этом. На следующей неделе, когда я попытался найти того поэта, я узнал, что он уехал из Нью-Йорка в родной городок. Я отправился в Линкольн-центр,[36]
в хранилище видеозаписей, и просмотрел «Короля Лира». Я хотел увидеть что-нибудь, какое-нибудь несоответствие, что-тоОн покачал головой.
— Это оказалось… невероятно. На пленке не было и следа игры, которую я помнил. Вместо этого я видел плоское, безжизненное, любительское исполнение, ужасное в сравнении с игрой остальных. Я не мог поверить своим глазам, просмотрел запись снова. То же самое. Тогда я понял, почему она никогда не ходила на пробы для рекламы или кинофильмов. Это не… проявлялось на пленке. Она могла обмануть людей, но не камеры.
После этого я вернулся в квартиру, рассказал ей о своем открытии. Это были не мои догадки, не теория, тогда я уже знал. Понимаете, знал.
Тэйлор замолчал и заглянул в пустой бокал. Я подумал, что, наверное, совершил большую ошибку, отправившись с ним в бар, потому что он наверняка был параноиком и явно мог впасть в буйство, несмотря на свои заверения в обратном.