Ужасы

— Вертгейм, — сказал я. Это имя показалось мне более надежным.

— О эта универсальная торговля! — простонал он. — Они разоряют людей. Но вас обслуживают, наверное, недостаточно хорошо? Попробуйте у меня. То, что вы получаете у Вертгейма, вероятно, очень неважного качества. Гнилая рыба…

А, так он был рыботорговцем! Наконец! Я уже почти собрался сделать заказ, но мне вспомнилось, что конец месяца.

— До первого числа я еще не нуждаюсь, «Но на следующий месяц вы можете послать мне что-нибудь. Дайте мне ваш прейскурант.

Старик был очень смущен:

— Прейскурант? Разве у Вертгейма есть прейскурант?

— Конечно, есть. Умеренные цены и хороший товар. Совершенно свежий. Живой.

Юбиляр в ужасе вскочил и почти без сознания упал в объятия жены.

— Старуха! — простонал он, — Вертгейм поставляет живых!..

В этот момент я услышал, что к дому подъехала карета. Я воспользовался смятением, выбежал из комнаты, схватил пальто и шляпу и ускользнул. Быстро сбежал я вниз по каменной лестнице, пролез через калитку в стене и вскочил в карету.

— Кафе „Монополь“! — сказал я ему.

Лошади тронулись. Я бросил назад беглый взгляд и увидел сбоку у двери маленькую белую вывеску. Я прищурился, чтобы лучше увидеть, и с трудом прочитал: „Якоб Лауренц. Могильщик“.

…Тысяча чертей! Юбиляр был могильщик.

Через несколько месяцев после отъезда Беккерса я тоже собрался уезжать. Хозяйка помогала мне укладывать чемоданы и ящики. Я стал заколачивать гвоздями ящик с картинами, как вдруг рукоятка молотка сломалась.

— Ах, черт! — воскликнул я.

— У меня есть другой молоток, — сказала хозяйка, которая в это время артистически укладывала мои костюмы, — Погодите, я принесу.

— Оставайтесь. Я сбегаю сам, Где он у вас лежит?

— В кухонном столе, в выдвижном ящике. Но только в самом низу.

Я пошел на кухню. Ящик кухонного стола был битком набит нужными и ненужными предметами. Всевозможные инструменты, иголки, нитки, кнопки, дверные ручки, ключи… Вдруг мне бросилась в глаза голубая ленточка с маленьким золотым медальоном. Неужели это был медальон Анни? Я открыл его, там была выцветшая маленькая фотография — портрет ее матери. Она всегда носила это единственное воспоминание об умершей на груди как амулет.

— Я хочу взять его с собой в могилу, — сказала она мне однажды.

Я принес медальон с собой в комнату.

— Где вы его взяли? — спросил я хозяйку.

— Это я нашла вчера, когда прибирала комнату господина Беккерса. Он лежал в маленькой комнатке в темном углу. Я хотела сохранить его для господина Беккерса: может быть, он снова придет.

— Можно я возьму его? — спросил я.

Я положил медальон в мой бумажник, и он лежал там в течение нескольких лет. А позднее я пожертвовал его в Музей естествознания на улице Инвалидов. Это было совсем недавно — неделю назад.

Дело было так.

Я сидел в кафе „Монополь“ и читал газеты. Вдруг в кафе влетел маленький Беерман из „Биржевого курьера“.

— Кофе по-венски, сударь? — спросил его кельнер.

— Кофе по-венски!

Он уселся за маленький столик и стал протирать пенсне. Затем надел его и оглянулся.

— А, это вы? — воскликнул он, заметив меня. — Фриц, подайте кофе на тот столик.

Он уселся ко мне за столик, и кельнер подал ему кофе.

— Вы, венцы, ужасные люди. Ну как можно пить такую бурду?

— Вы находите? — промолвил он. — Я очень рад, что встретился с вами. Вы должны оказать мне большую услугу.

— Гм… — промычал я. — У меня сегодня вечером абсолютно нет времени.

— И все-таки вы должны помочь мне. Непременно. Кроме вас, здесь сейчас нет никого, а я должен сейчас снова уйти.

— А в чем дело?

— Мне нужно быть на первом представлении в „Немецком театре“. А между тем я вспомнил, что мне предстоит еще одно дело сегодня вечером, о котором я совсем позабыл.

— Что именно?

— Сегодня вечером профессор Келер делает в Музее естествознания доклад о новых египетских приобретениях этого музея. Очень интересная вещь. Весь двор будет там сегодня.

— Чрезвычайно интересно.

— Не правда ли? Так сделайте мне такое одолжение, пойдите туда. Я буду вам очень благодарен.

— Мне надо подумать об этом… Впрочем, знаете что! Меня это вовсе не интересует.

— Пожалуйста! Это же сенсация! Все новые находки будут показаны публике. Я очень несчастен, что не могу попасть туда.

— Давайте сделаем так: вы пойдете в музей, а я — в театр.

— Невозможно. К сожалению, совершенно невозможно! Я обещал моей кузине взять ее сегодня в театр.

— Что же вы раньше не сказали?

— Так пожалуйста. Сделайте мне такое одолжение. Вы не будете сожалеть. Вы поможете мне в очень затруднительном положении.

— Но…

Он вскочил и бросил на стол мелочь.

— Фриц, получите за кофе. Вот вам билеты. Два. Вы можете доставить удовольствие еще кому-нибудь.

— Приятное удовольствие, нечего сказать…

— Да, еще вот что: не забудьте отчет о докладе сунуть в почтовый ящик еще сегодня же, чтобы я нашел его в редакции с первой же почтой. Очень благодарен. Сотов служить вам всегда…

И он исчез.

Билеты лежали передо мной. О, небо! Я в самом деле должен был исполнить его просьбу: он так часто помогал мне. Ужасный человек.

Я даже не пытался передать билеты кому-нибудь другому. Я прекрасно знал, что это не удастся.