Ужасы

Я воспользовался ее отсутствием, чтобы прочесть еще несколько глав в книгах, и отыскал некоторые исторические сведения, показавшиеся мне особенно интересными. Так, освободитель Гаити, Туссэн Лувертюр, был папалои, а также и император Дессалинь и король Кристоф. Равным образом император Сулук был жрец Вуду. Я видел этого черного бездельника, когда приехал в 1858 году в Порт-о-Прэнс. Далее президент Сальнав, мой добрый друг Сальнав, собственноручно принес в 1868 году человеческую жертву — жертву "безрогого козла!" Сальнав! Кто бы мог подумать!.. Мошенник, с которым я в том же самом году строил наш знаменитый мол в Порт-де-Пэ, послуживший началом моста моего благосостояния. Затем президент Саломон, этот ветхий болван, тоже был ревностным покровителем Вуду. О его преемнике, Ипполите, я и прежде часто слышал то же самое, но я никогда не знал, что он сохраняет скелеты убитых им жертв в качестве приятных воспоминаний. Когда он десять лет назад умер, в его комнатах нашли множество таких скелетов. По правде сказать, он мог бы завещать мне хоть парочку: я делал с ним немало хороших дел. Всегда все пополам, и притом он получал от меня даром все свои форменные костюмы с таким количеством золотых нашивок, сколько пожелает. И все побочные расходы шли из моего кармана. Никогда он не тратил ни одного сантима, за исключением только мелких "чаевых" для господ депутатов…

Только двое президентов в 1860–1870 годах были противниками культа Вуду: Жеффрар и Буарон-Каналь. Именно те самые, с которыми было всего труднее обделывать дела! При их правлении происходили процессы, возбужденные против приверженцев Вуду. Так, в 1864 году в Порт-о-Прэнс были расстреляны восемь людей, обвиненных в том, что они принесли в жертву и съели двенадцатилетнюю девочку. По этой же причине в 1876 году был приговорен к смерти один папалои, а два года спустя — несколько женщин. Это немного, если только верно то, что говорит Тексье, по словам которого, каждый год убиваются и съедаются тысячи детей…

Аделаида все еще не вернулась. Но я во всяком случае настою на своем, несмотря ни на что. Я принадлежу к этой стране и имею право знакомиться со всеми ее особенностями…

Десять часов вечера

Папалои послал своего уполномоченного — "avalou", нечто вроде нашего кистера, — и тот добивался переговорить со мной от лица своего господина. Я прогнал его и сказал, что не соглашусь ни на что. А перед этим я показал уполномоченному свой топор в красных чернилах, который и на этот раз не преминул оказать свое действие. Я велел сказать папалои, что убью его, если он не исполнит моего желания.

В девять часов уполномоченный снова явился для парламентских переговоров. Он уже не дерзнул, впрочем, войти в комнату и все время сохранял свой языческий респект. Я ужасно ругался и клялся именем верховного черта, Симби-Китас, и "avalou" в такой же степени убедился в моей чертовской миссии, как и Аделаида. Последняя все еще не вернулась. Я убежден, что ее задержали. Я сказал "avalou", что я вместе с самим Дом-Педро унесу всех их живьем, если Аделаида через час не будет дома.

Ночью. Двенадцать часов

Все улажено. Завтра утром я могу отправиться в поход. Папалои убедился, что моя воля непреклонна, и поэтому пошел навстречу моим желаниям. Как настоящий церковник, он постарался в конце концов что-нибудь выудить у меня и поставил через Аделаиду условие, чтобы я пожертвовал двадцать долларов в пользу бедных местной общины. "Бедные" — это, разумеется, он сам. Я немедленно послал ему деньги, и теперь этот чернокожий старший советник консистории должен быть доволен.

За это он послал мне целую пригоршню сгнивших растений. Я должен сделать из них ванну для себя, чтобы превратиться в "ganzou" или, иначе говоря, получить посвящение. Собственно говоря, полагается мокнуть сорок дней в этой ванне, пока она совершенно не испарится, но мне было разрешено ограничиться сокращенным испытанием. Я выбросил эту гадость в сорную корзину, но зато из любви к Аделаиде вынужден был съесть второй дар: "verver" — смесь из маиса и крови. Она была отвратительного вкуса… Теперь я достаточно подготовился к тому, чтобы завтра ночью быть принятым в число жрецов черта…

22 ноября

Мне стоит огромных усилий держать перо. Рука дрожит и не слушается. Два дня я пролежал на диване и еще сегодня чувствую себя словно в лихорадке. Все мои кости как будто разбиты. Аделаида все еще лежит в постели. Неудивительно после такой ночи! Если бы я описал моему брату свои приключения, думаю, что на этот раз благочестивый советник консистории возвратил бы мне приложенный чек…

Бог ты мой, как у меня болит спина! Каждое движение заставляет меня кричать. И я слышу, как Аделаида стонет в своей кровати. Перед этим я был у нее: она не говорит ни слова, а только тихонько плачет и целует мою руку. И я не могу даже поверить, что этот бедный зверек — та самая жестокая жрица, которая судорожно сжатыми, окровавленными руками…