Уже и больные замуж повыходили

Галие исполнилось семнадцать, карьера знаменитой певицы или прославленной гимнастки ей, увы, уже не грозила (она не жалела об этом — столько в ней было молодых сил и желаний!), и всю ее захватила радость жизни, первых свиданий, поцелуев. Раньше, занятая музыкой, спортом, учебой (и здесь у нее были прекрасные способности — «пятерки» она получала играючи), Галия мало отдавалась улице, дискотекам, компаниям, отношениям полов. Время пришло — теперь она могла себе позволить развлечения. Жизнь родителей в затхлых рамках догмы казалась ей адом (мать традиционно во всем поддакивала отцу-кормильцу), и если Галия так несчастна, то значит, все устройство их семейного гнезда должно быть разрушено. Девушка не понимала: почему она должна подчиняться абсурдным отцовским требованиям и всякий раз находить предлоги для своих знакомых, чтобы быть дома к девяти часам?! Всякое опоздание, даже на десять минут, вызывало чтение долгих нотаций или истерические скандалы. Однажды она подошла к подъезду вместе с одноклассником Ильей. Между молодыми людьми шел ни к чему не обязывающий треп — о музыке, о моде, о погоде; Галия беспричинно веселилась. Было без пяти девять, и она увидела, как на окне их квартиры шевельнулась штора — отец высматривал ее во дворе и конечно же заметил, что она стоит у двери с одноклассником. Дочь решила его немножко позлить и проболтала с Ильей еще с полчаса, подспудно ощущая спиной кипение предка.

У Галии было вдохновенно-дерзкое настроение, когда она входила в квартиру. Отец прямо в прихожей набросился на нее с руганью, она небрежно-горько бросила: «Надоел ты мне!» — И он, в бешеной ярости, схватил табуретку и со всего маху хватил Галию по голове…

Она пролежала шесть суток в реанимации, в коме. К счастью, она не повредилась в рассудке, у нее не отказали ноги или руки, ее не покинула память. Говорят, отец плакал, молился за нее, казнил себя. Она, уже переведенная в общую палату, долго и сосредоточенно молчала. Потом сказала матери: «Он мне больше не отец. Я не вернусь домой, если он там будет. Выброшусь из окна, уйду к бомжам, стану наркоманкой». Отец, видимо чувствуя вину, пошел на невиданную уступку — снял себе квартиру. А вскоре он, так ратовавший за высокоморальный образ жизни, сошелся с женщиной много моложе себя. Она-то и скрутила его в бараний рог — отец развелся с матерью Галии и даже поделил имущество в суде.

Она ненавидела отца и даже завидовала девчонкам, выросшим в неполных семьях. Зато мать плакала — в сорок лет остаться брошенной с двумя детьми (у Галии был младший брат, Алмаз). Во всем виновата строптивая дочка — не будь ее капризов, жили бы сейчас как люди! Нет, мать не высказывала Галие претензий. Она сосредоточила всю теплоту чувств на балованном сыне. Непонимание между женщинами росло — у них были разные ценности, взгляды, характеры. И время наступило такое, что прошлая жизнь, с определенностью и стабильностью, рушилось безвозвратно. Галия не приросла душой к «совковому» укладу, она жила бурным настоящим, и именно нынешнее время, когда она была полна сил, здоровья, когда все менялось каждый день и когда открывалось столько возможностей разбогатеть, прославиться, продвинуться, казалось ей захватывающим, классным. Время выбрало ее — молодую и красивую быть первой, лучшей. Судьба вела ее, как вела она девочек, стремительно разбогатевших на секс-услугах (вчера они были никто, а сегодня у них — роскошные клиенты и сладость больших денег), как вела она мальчиков с городских окраин — еще недавно они сурово таскали «железо» в подвалах, а теперь играючи «рулили» городами и весями, пересев с битых «Жигулей» на «бэхи» и «мерсы».

Когда Галия закончила школу, мать хотела, чтобы она пошла в медицинский — собственная несбывшаяся мечта! — а дочь видела себя только на экономическом — самом престижном, крутом факультете. Слово за слово, и они разругались вдрызг. Тут-то ей мать и высказала про свою «поломанную жизнь». Дочь слушала и не верила своим ушам — оказывается, это она виновата в семейных несчастьях! «Отца у меня нет, не будет и матери!» — выкрикнула Галия на прощание, хлопнув дверью так, что внутри соседских квартир утробно вякнул чешский хрусталь в стенках. Она уехала из Когалыма навсегда.

В мутно-кровавый девяносто третий год Галия поступила в городе Т. на экономический факультет университета. Без блата, «волосатых рук» и интимной «расплаты» — даже в то время крутейшего беспредела и хаоса все равно рядом с грибами-поганками росли настоящие боровики, так же, как и в другие эпохи, вставало и заходило солнце, были ночи и дни, а красота, молодость и ум иногда побеждали посредственную претенциозность с толстым кошельком. Ко всему прочему, Галия обладала редким даром обаяния, чем окончательно сразила сердца экзаменаторов. Да и подготовлена она была хорошо — спорт научил ее здоровому честолюбию, умению концентрироваться в нужный момент. Экзамены — борьба энергий. Галия победила!