Уже и больные замуж повыходили

А еще она думала вот о чем: допустим, Игоря бы не убили и он дожил бы до нынешних дней. Кем бы он стал? Возможно, ее «медвежонок» превратился бы в одного из тех дядечек с цинично-холодными глазами, которые несут ей для «умножения» свое бабло. Галие даже никогда не приходит в голову завести с кем-нибудь из этих «мертвых людей» шуры-муры — так они от нее далеки.

За свою жизнь Галия никогда ни у кого ничего не украла, не отняла силой. Она все заработала своим горбом, своей головой! Один раз упала в обморок на работе — от переутомления. Две недели ее приводили в чувство в неврологической клинике: ставили капельницы, отправляли в барокамеру, принуждали заниматься лечебной гимнастикой. И никаких мобильников, ноутбуков, Интернетов, телевизоров — полный информационный вакуум. Женька (та, что потом увлеклась Хайдаром-стриптизером), передала ей с воли две новомодные книжки, нацарапав на салфетке, что это тебе, мол, для имиджа… Она открывала вечером покетбук, прочитывала абзац и проваливалась в сон. Прошел почти год, и она попала в очередную больницу — в хирургию, по «скорой», с разрывом кисты и внутренним кровотечением (тоже, кстати, увезли с работы — терпела боль три дня); и когда она выкарабкалась и из этой беды, отлежав пять дней в реанимации, ей вместе с халатом, туалетной бумагой, тапочками и зубной щеткой снова передали все те же, так и не прочитанные ею книги…

Нет, Галие не надо чужого — этот жизненный урок преподала ей судьба Игоря. Лучше свое — оно как-то надежней, и его не стыдно защищать. Более того, она всегда осуждала девочек, которые связывались с женатыми мальчиками — ей это казалось непорядочным (да и бесперспективным). А вот Сережа — фактически семейный человек. Хотя, когда они познакомились, он говорил, что разведенный. Но теперь она уже в нем завязла, и, похоже, это у них надолго.

Обидно: по ней сходили с ума совершенно ничтожные в плане профессиональных достижений люди — например мент-сержант, который поддержал ее в самом начале московской жизни, или Леха-таксист, с помощью которого она нашла хорошую работу. Шикарный мальчик Вова, напротив, к безумствам во имя девочек относился спокойно, да и нынешний мальчик Сережа, похоже, слишком расчетлив — из тепленького гнездышка не вылетит, жену и сына не бросит. А она бы ему родила двух или трех сыновей! И это были бы — Галия уверена — замечательные дети. Их никто бы не бил табуреткой по голове, никто не толкал в бандитские объятия. Ее дети занимались бы музыкой, живописью и немножко спортом. У них были бы самые лучшие игрушки, детские сады и школы. И учителям бы она платила нормально. И врачам, и психологам, и библиотекарям… Деньги — теперь она знает — дают не так уж много счастья. И свободу — не всегда.

Галия приехала в Москву с одной-единственной зацепкой — адресом бабки (знакомой Эльмириных знакомых), живущей в Люберцах. В двухкомнатной квартире ютились пять человек. Двое взрослых — муж и жена — в пять утра уходили на работу, бабка с дедом призревали годовалую внучку, которая мучилась животом и любила всласть поорать. В этом содоме Галия и поселилась за семьдесят долларов в месяц. Спала на кухне, на детской раскладушке — ноги упирались в плиту.

Бабка выдавала ее квартиранство за великое благодеяние — это потом уж она узнала, что в те времена комнату на окраине Москвы можно было снять гораздо дешевле. Хозяйка поставила ей жесткое условие — в девять вечера (роковое время для Галии!) квартирантка должна находиться дома, иначе ей никто не откроет дверь. Бабка оказалась принципиальной — несколько раз, припозднившись всего на пять — десять минут (путь из Москвы неблизкий, общественный транспорт ходил отвратительно), Галия ночевала на лестничной площадке, сидя на рюкзачке. А утром — опять поход по офисам, банкам и компаниям, где, конечно, никто не нуждался в услугах выпускницы провинциального вуза без опыта работы. Она расклеивала объявления на столбах, писала в газету «Из рук в руки», рассылала бессчетное количество резюме. Месяц бесплодных поисков подходил к концу — вместе с тетиным «займом» таяли и надежды найти место работы. Галия с тоской подумывала о возвращении в Т. Удача, казалось, отвернулась от нее навсегда. И все же Галия не то чтобы понимала — скорее, чувствовала: она не рождена таскать на заводе болванки, разносить по рынку хачапури и даже петь в ресторанах шансон. У нее другое предназначение, и она настойчиво шла навстречу своей судьбе, удивляясь тому, что научилась терпению — бубнеж и попреки жадной бабки ее почти не трогали.